Джун никак не перестанет пинаться. Джун значит «июнь», такой теплый и мягкий месяц! Лили потеет. Она-то уже в пальто, шарфе и шапке.
– «Мистер Лис собрался в путь…»
Джун снова сбрасывает ботинок, Лили бросается его поднимать – и зря, потому что дочка тут же вырывается и бежит по коридору в ванную, где проделывает излюбленный трюк – стаскивает с себя футболку и бросает в унитаз.
– «По дорожке не свернуть…»
Лили скидывает пальто и бежит за Джун, внушая себе, что нужно выдохнуть и успокоиться, ничего страшного, никто ведь не умер, по крайней мере пока. Не война и не революция. Ну, посидит Ро чуток, погрустит, невелика беда. И опять будет сверлить Лили этим своим взглядом, будто насквозь видит. Ну и что? Подождет пять минут, не конец света, многим детям гораздо хуже, и вообще, надо воспитывать в детях стойкость, стойкость в современном мире – это…
– «…И луна ему светила».
Лили заходит в ванную и заставляет себя улыбнуться, чтобы не испугать малышку. Если та напугается, они вообще не выйдут из дома. Растягивает губы в улыбке. Однако Джун на нее и не смотрит, она запуталась в футболке. И тут Лили совершает очередную ошибку – бросает взгляд в зеркало. Оттуда на нее смотрит лицо с ужасным оскалом. Лили тут же перестает улыбаться, снимает растянутую шерстяную шапку с жутким розовым помпоном, который нацепила, поддавшись на уговоры Ро. Вглядывается в зеркало. В мерцающем флуоресцентном свете ванной их съемной квартиры она больше похожа на страшную седую ведьму.
– «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной…»
Песенка сменяется одновременно с тем, как внутри у Лили происходит какой-то срыв, как будто время идет в одну сторону, а она – в другую. Лили тянется к малюсенькой косметичке. Малюсенькая она специально, чтобы девочки не считали косметику чем-то важным, хотя на самом деле косметики у Лили гораздо больше – спрятана в ящике для белья. Она наносит макияж, думая о других мамах, с которыми предстоит встреча сегодня после обеда на импровизированной «вечеринке» – специально для Лили, чтобы научить ее шить. Они не так уж хорошо знакомы, да Лили и не хотелось никакой «швейной вечеринки». Все это – затея женщины по имени Кайла, она услышала, как Лили в разговоре с матерью другой девочки после школы посетовала, что с радостью смастерила бы костюмы на Пурим для Рози и Джун, если бы умела шить. Просто мечта такая, как, например, прямые волосы или трехкомнатная квартира, из разряда «этому не бывать, да не больно-то и хотелось». Конечно, порой Лили представляла себя возле отрытого окна с шитьем. Как любая женщина, разве нет? Безобидная фантазия. Лили даже как-то попыталась разобрать ее в эссе о корнях образа вышивальщицы в поп-культуре, однако к оригинальным выводам и формулировкам не пришла. А в конце был длинный список использованной литературы, который она составляла с невероятным, почти безумным удовольствием.
Но шить самой?
И зачем она вообще это сказала? Просто хотела поддержать беседу, когда забирала младшую, а Кайла уже пригласила ее и остальных мам к себе. «Почему бы