производство не афишировалось, сборочные цеха были вынесены за пределы Метрополии и Ближней Периферии. Когда информация об этом просачивалась в гражданский мир, наши военные выставляли универсальную отмазку: речь-де идет о дистанционно управляемых, а не об автономных боевых машинах.
Чушь, конечно. Какой идиот оставит открытый канал управления? Чтобы любой, даже не самый интеллектуальный противник получил возможность заглушить ваши управляющие сигналы или, того хуже, самому порулить вашим кибернетическим танком, развернуть башню и пострелять от души?!
Не-ет, это были настоящие, полноценные кибернетические организмы!
У нас были «муравьиные львы». У нас были сигомы: человекообразные истуканы, рассчитанные – для простоты и стандартизации – под размещение внутри стандартной экоброни. Были самодвижущиеся мины с мозгами среднего сенатора и автономные подлодки с интеллектом шахматного гроссмейстера.
Однако! У военных существовал неписаный закон – а «неписаный» значит «неукоснительно исполняемый», – ограничивающий применение этих весьма недешевых и не вполне надежных агрегатов.
Их нельзя было использовать одновременно с людьми.
Либо – либо. Либо операция полностью проводится кибернетическими устройствами, либо – сапиенсами.
Нетрудно догадаться почему. Как ни старались кибернетики, как ни мудохались спецы по искусственному интеллекту, в реальных боевых условиях распознавание целей давало пятнадцать – двадцать процентов ошибок.
На полигоне-то они ошибок почти не делают, верно. Но в бою, да еще при наведенных противником помехах, – запросто.
А ну-ка, что это значит? Правильно. На каждые пять-шесть уничтоженных вражеских целей приходится одна своя. И хорошо, когда эта «своя» цель – просто кусок железа, кремния и пластика. А вот если человек в экоброне?
По этой же причине кибернетические устройства не используются в операциях типа «освобождение и эвакуация», когда речь идет о спасении пострадавших, заложников или очистке населенной сапиенсами территории от просочившегося вглубь противника.
Отправляясь на Глокк, никто из нас не верил, что это – по-настоящему полезная операция. Ясно было: аварийный контур вряд ли спасет рабочих Копей Даунинга.
Таким образом, высадка на Глокке представлялась чем-то сродни эвакуации любимого прадедушкиного рояля с линии огня. Утомительно, чертовски опасно и не очень-то осмысленно. В батальоне шел шепоток, что уж на такое-то дело могли бросить сигомов, пусть бы и возились с иридиевым концентратом.
И вот теперь, посреди разгромленной кухни, каждый из нас наконец-то понял, зачем он здесь.
Это глупый Серж ван Гримм мог открыть морозильную камеру. Сигом – не мог.
Синтетический гуманоид слишком умен. Он чересчур славно оптимизирован для того, чтобы позволить себе лишние движения.
Это глупый солдат вначале делает, а потом думает. Сигом всегда предпосылает действиям выбор по дереву событий.