зашипел и помчался к двери соседский котенок, еще не смирившийся с такими соседями, как мы. Сегодня он дома один, и хозяйку по возвращении ждет много маленьких кошачьих сюрпризов. Соседи справа мирно спали, а наверху кто-то приглушил звук телевизора. Я теперь все слышу. Я все вижу и все могу.
Дед отряхнулся, освобождаясь от пледа, и встал на диване, водя носом. Здоровенный и лохматый, раза в два больше, чем обычный серый волк. И раза в полтора, чем моя Тварь. Его шерсть была почти полностью седой, а вот клыки – крепкие и белые, как у молодого. Стоя на диване, он казался и вовсе огромным. Моя Тварь так и тянулась поджать хвост и попятиться. Она еще не привыкла видеть своих. Я несколько лет оборачивалась без свидетелей, и, конечно, у меня не было стаи. Тварь-одиночка, урод из уродов, своего испугалась!
Я все равно позволила ей сделать несколько шагов назад и упереться в шкаф. Боится – пусть. Сговорчивее будет. Самой непривычно, но это от нее передалось.
Сосед сверху, похоже, слышал наш вой. Телевизор работал с минимальным звуком: человеку такой уже трудно расслышать, а сам сосед затаился. Я не слышала ни шагов, ни разговора, ни шороха. Если он живет здесь давно и слышит вой каждое полнолуние… Я всегда боюсь, что меня заметят. Таков удел урода. Знаю, что сосед не поверит сам себе, даже если я буду стоять прямо перед ним и позировать для фотографии. Подумает, что собака, или еще какую-нибудь глупость – люди не верят своим глазам. Но есть крошечный процент сумасшедших, которых мы и боимся. Эти поверят, сфотографируют, опубликуют где только можно, покажут всем и не успокоятся, пока не сдадут нас в поликлинику для опытов. Ночной кошмар ночного монстра – в поликлинику для опытов.
Дед соскочил с дивана, потянулся как большая собака и с места прыгнул через комнату, задев нас плечом. Передними лапами он легко выбил фанеру, закрывающую окно, и вылетел в окно следом. Только хвост мелькнул у меня перед носом. Внизу шмякнулся на асфальт лист фанеры, и запахи улицы в носу усилились. Сырость, покрышки, опавшие листья. Мясо в соседнем дворе!
Тварь оттолкнулась лапами, и я сообразить ничего не успела, как приземлилась под окнами рядом с дедом. Улица накрыла шумом листьев на ветру, моторов – там, за двором, на шоссе – и оглушительным запахом мяса. В соседнем дворе были люди.
Трое. Мужчины. Я даже могла расслышать их разговор, но мозги Твари занимало только мясо. Я быстро сунула нос в лужу, чтобы только не слышать этого запаха. Зверь может задержать дыхание, если его морда окажется в воде. Это мне и надо. Ненавижу людей! Это из-за них я Тварь. Если бы их не было…
Дед наблюдал за моим дайвингом, совершенно по-человечески вскинув брови. Было стыдно перед ним, что я так неловко справляюсь с Тварью. В этой шкуре даже дыхание можно задержать только так: сунув нос в лужу – рефлекс. Усилием воли – может только человек. Запах близкого мяса стучался в глаза и уши, хоть в это и трудно поверить. Надо было срочно брать себя в руки. Сто пятьдесят три на… И не мечтай, Тварь. Мозги тоже волкоморфировали. Не до конца, конечно, но умножать в уме трехзначные числа – забудь.
Думаю,