кто?»
А тот, понятное дело, в рифму ему отвечает:
«Конь в пальто! А вот ты, мужик, кто такой и что у моей Зинки в неурочное время делаешь?»
«Я капитан полиции Чугунный», – отвечает капитан и в доказательство своих слов протягивает удостоверение.
«А мне, – тот отвечает, – все это по барабану. Хоть ты чугунный, хоть оловянный, хоть по уши деревянный. Зинка моя и полковников приводила. Не ты первый, не ты последний. Так что давай, капитан, проваливай и дружков своих прихвати».
Но капитан Чугунный, вечная ему память, не такой был человек, чтобы какой-то штатский над ним возобладал! Он глаза выпучил, горло прочистил и как рявкнет, так, что даже штукатурка посыпалась:
«Кто такой, предъявить документы!»
Тот-то мужик, видать, немного струхнул, попятился и паспорт сует:
«Так и так, проживаю здесь, Георгий Свиристенко моя личная законная фамилия».
«Отставить! – продолжает сердиться капитан. – На Георгия Свиристенко уже оформлена справка о смерти, так что одно из двух – или ты не Свиристенко, а кто-нибудь другой, и тогда отправляйся без скандала по месту регистрации, или мы незамедлительно приступаем к кремации!»
– Так что сам видишь, Гудронов, как важно для следствия, чтобы потерпевший имел при себе документы! – закончил Василий Ликбезович. – Только ты понятую-то приведи, а то нехорошо получается – документ обнаружили и к делу приобщили, а свидетелей этому не имеется!
Судя по звукам, Гудронов поспешно удалился в коридор.
Лола осторожно приподнялась и выглянула в щелку между занавесками. В комнате, рядом с письменным столом, под которым, как она знала, располагался «потерпевший», сидел плотный коренастый мужчина лет сорока с широким мрачным лицом глубокого и убежденного пессимиста. Тут же на пороге появился второй полицейский, значительно моложе, выше и худее, с розовыми оттопыренными ушами и жизнерадостной веснушчатой физиономией умеренно пьющего человека. Он вел, осторожно придерживая за руку, недовольную тетку лет семидесяти в цветастом ситцевом халате.
Остановившись посреди комнаты, тетка решительно прокашлялась, уперла руки в бока и густым матросским басом осведомилась:
– Ну, и долго вы меня будете от домашней работы отрывать? У меня, между прочим, зять в восемнадцать часов с работы возвращается, и к его приходу борщ должен быть сготовлен!
– При чем тут ваш зять, понятая? – опрометчиво спросил мрачный полицейский с удивительным отчеством Ликбезович. – И какое отношение мы имеем к вашему борщу?
– А такое, самое прямое отношение, – немедленно отреагировала тетка, – что я через вас этот самый борщ своевременно не сварю, а мой зять – на государственной службе, и если что не по его, очень сердится, а когда он сердится, то это, спаси господи, лучше тогда к нему даже не подходи, потому что у него характер очень сурьезный, да прибавьте сюда, что на государственной службе, и через эту службу от его характера вовсе нет спасения, поэтому