сразу, в чём, но стала краше…
– Дина, а это наш Влад, познакомься! – сказала Софья.
– Очень приятно, – Суржиков наконец вышел из ступора, даже к ручке гостьи приложился, за что удостоился одобрительного кивка Барбары. – Диана, мне бы поговорить с вами, можно?
– Можно! – она широко улыбнулась. – А подстричься не хотите?
– Да я как-то… вроде недавно совсем…
Он с некоторым изумлением вспомнил полутёмный подвал и нескончаемый поток людей в парикмахерской эконом-класса, где стригся незадолго до появления в его жизни Алексея Верещагина. Неужели это было всего две недели назад?
– Давайте-давайте, садитесь! – деловито скомандовала Диана.
– И правда, подстригись, Влад, – поддержала её Софья. – А мы с девочками пока пойдём и чай заново заварим.
Взлетела белая простыня, окутывая плечи, зазвенели возле уха ножницы, шею пощекотал откуда-то взявшийся сквознячок…
– Усы как подстричь? – спросил нежный голос.
– Как было, только подровняйте! – сурово ответил Влад.
Ещё два щелчка ножниц, и его развернули к большому зеркалу, невесть откуда взявшемуся в этой комнате. Поразглядывав свое отражение, Суржиков медленно кивнул:
– Да… Пожалуй, теперь никто не отказал бы мне в роли принца Калафа… Спасибо, госпожа Мерсье!
И он вновь поцеловал ручку парикмахерши; та зарозовела.
– Так о чём вы хотели меня спросить, господин…
– Просто Влад, если вы не возражаете.
– Влад, – послушно повторила она. – Тогда я – Диана. А вы… вы ведь актёр, да?
– Видите ли, Диана, актёр я бывший, так сложилась жизнь. А сейчас я стал помощником частного детектива, так уж вышло…
Личико госпожи Мерсье вдруг замкнулось и стало строгим.
– Да? Как интересно, – сказала она фальшиво.
– К нам обратился господин Шнаппс, который очень беспокоится о свей супруге. Вы ведь дружите с Шарлоттой Германовной?
– Мы очень давно не виделись, – ответила женщина, не поднимая глаз.
– Диана, посмотрите на меня, пожалуйста, – Суржиков постарался вложит в голос всю убедительность, которую дала ему природа. – Каким бы ни был Альфред Францевич, жену он искренне любит и желает ей только добра!
– Ну да, конечно! Как он сам это добро понимает! – огрызнулась Диана. – Будто куклу себе завёл, платья покупает, драгоценности, а душу, душу понять?..
Сказано было, возможно, несколько коряво, но с большим чувством. За чувство это Влад и зацепился, и постепенно вытянул из госпожи Мерсье всю историю.
– Лотта – натура чуткая, впечатлительная, – всхлипывая, рассказывала парикмахерша. – Нет, я не хочу сказать, что Шнаппс с ней плохо обращался, но сами подумайте, она прочла печальную книгу и плачет. А он только посмеивается, мол, у нас-то с тобой всё хорошо, дорогая! Можно ли так жить?
В ответ Суржиков мог лишь развести руками:
– Но всё же несколько лет они были рядом, и всё шло нормально?
– Да-а… Когда Лотте