хотят ограбить музей, шляются в нем по ночам, присматривают, что подороже и как поудобнее вынести. А записки… – Он пожал плечами. – Про записки Костик в тот раз еще объяснил. Я с ним однозначно согласен.
– «Просто»? – передразнил Колька. – Сам ты, Миха, простой, как чайник на плите. Серега права. Будем искать по всем направлениям. И по романтическому тоже.
– А это как? – удивился Миха.
– А так. Заваливаемся в музей: «Здрасьте, мы – юные краеведы! А это Костик – потомок князя Сергея, интересуется своим предком…»
– Хорошая идея, – признал Костик. – Кстати, при музее, во флигеле, гостиница есть. Я могу там поселиться…
– Блеск! – обрадовался Миха. – Все привидения твои будут! Однозначно!
(Эх, знал бы Костик, что его ждет в старом флигеле, он бы эту идею ногами бы растоптал…)
– А завтра, – сказал Колька, – попробуем разобраться, что за призраки по музею ночью бродят. Кто не согласен…
– Тому в лоб, – хором закончили друзья.
Перед тем как отправиться в засаду, Костик написал записку участковому и незаметно вложил ее ему в планшетку. Записка гласила: «Ув. тов. капитан, кто-то хочет обокрасть музей в Дубровниках. Мы решили его подкараулить и задержать. Если что – не поминай лихом. К. Чижик (псевдоним – К. Оболенский)». Это послание, как рассчитывал Костик, поможет им оправдаться, если возникнет какая-нибудь накладка.
Явившись на следующий день в музей, «отроки» постарались не попадаться на глаза гусару Саше и вообще не привлекать внимания. Побродили по залам, задержались в том, где стояли старинные экипажи, выбирая подходящий момент, чтобы «занять места» в трехспальной карете.
Страшновато было, что и говорить. Но если вначале ребята опасались, что их застанут в запертом музее и с позором передадут в милицию, то теперь они, оставшись в темных таинственных залах, боялись совсем другого…
Вначале им повезло. Но удачное начало это еще не залог благополучного конца.
Карета была хороша. Ее огромный, но изящный по форме кузов, весь в резной позолоте, висел меж громадных деревянных колес на широких ременных рессорах. Правая дверца была закрыта и задернута изнутри плотными кожаными шторками. А левая, ближе к стене, гостеприимно распахнута, и из нее спускались до самого пола ажурные металлические ступеньки.
Перед самым закрытием музея, когда в залах никого уже не осталось, ребята скользнули за карету и осторожно, чтобы не качнуть ее, забрались в ее пыльное бархатное нутро. Уселись на мягкие подушки сидений, с любопытством осмотрелись.
В карете было уютно, как в мягком вагоне поезда. На дверцах – карманы для разных дорожных вещей и хитрые ремни, чтобы поднимать и опускать стекла, под ногами – какой-то резной деревянный сундучок, для припасов, наверное.
Сидели молча, затаив дыхание, не шевелясь. Миха зажал пальцами нос – ему, конечно, захотелось чихнуть: то ли от вековой пыли, то ли просто по закону ехидства. Колька приник к щелочке меж шторок.
Разошлись