приедут, я вам точно сказать не могу. Вы, главное, не переживайте…
«Не переживайте, – передразнил я её про себя. – Легко ей говорить, сидит себе в теплом креслице да слушает, как люди от скуки и неволи мучаются. Вот он – наиредчайший вид садизма!»
Связь оборвалась. Я сел на корточки и прижался к стене лифта, с которой, казалось, сросся, образовав своего рода сложное симбиотическое существо, что-то вроде лишайника. Разожмут дверцы и не заметят меня, ставшего одного цвета со стенкой. Только глаза встрепенутся, рассекут ресницами воздух.
Так и сидел я, и сидел, заламывая пальцы, копошась в воспоминаниях, разглядывая заусенец, мысли о котором подтолкнули меня к рассуждениям об основах метафизики нравственности.
Но, в конце концов, и это мне надоело. Я стал уставать. Уставать от собственной компании, от самого себя. Что не спросишь себя, уже заранее знаешь, что ответишь и хочется сказать себе: «Простой ты, как копейка! Банальностью досыта накормишь!»
Вот и перестал я себя слушать. А чтобы совсем от своего общества скрыться, решил спать лечь. И снилось мне, что я сельдереем на диспетчера замахиваюсь.
Проснулся я от грубых тычков в плечо. И как ненавидел я в тот момент этих иродов! Как хотелось огреть их чем-нибудь, чтобы оставили меня в моём уединении, в моей ракушке, в которой я чист и перламутр, словно жемчуг этакий.
Голос
У меня обычная жизнь – в меру счастливая, полная мелких горестей и радостей, с мечтами и устремлениями. Я, окружённая большой семьёй, никогда не была обделена вниманием. Сначала родители, бабушки, дедушки, затем муж, теперь дети – я нужна всем. И, скажу честно, чаще всего это очень приятно. Ведь каждому здравомыслящему человеку нужна любовь, ощущение нужности. Часто в фильмах мы видим такого героя, он несчастен. Он щурится, направляет свой взгляд на свет, смотрит в камеру. У него очень грустные глаза, и нам поневоле хочется его обнять, посочувствовать ему. Мы сопереживаем. Его взгляд говорит: «Моя жизнь пуста без любви». Играет заунывная музыка, герой отворачивается от зрителя и уходит. Пока идут титры, мы видим несчастного героя. Он идёт под дождём, раскрывает зонт, перепрыгивает через лужи, боясь запачкать ботинки и длинный подол пальто.
Я проснулась утром, раньше всех, как обычно. Приняла душ, почистила зубы. Затем приготовила завтрак – омлет с ветчиной, приправленный прованскими травами, по чашке кофе нам с мужем и сок детям. Кошке – порцию консервов. Словом, всё было готово.
Затем я услышала, как просыпаются мои близкие. Скрип дивана, на котором мы с мужем спим, бег маленьких ножек по ламинату. Уже к этому моменту я почувствовала тревогу, будто внутри всё сжалось, напряглось, и сложно было вдохнуть до конца, но к счастью, это ощущение быстро прошло. Я позвала всех к завтраку.
Я увидела, как заходят мои близкие, как садятся подле меня. Дети выглядели сонно, потирали глаза, в то время как муж бодро разливал напитки по чашкам. Разрезав омлет, он распределил его по тарелкам. Наконец он сел, отпил кофе и, отщипнув вилкой кусок омлета, попробовал. Он ел с аппетитом, причмокивая.