льно тягостное событие, особенно для людей посторонних, не связанных дружескими или родственными отношениями. Поэтому, когда закончились все протокольные мероприятия на кладбище, подавляющее большинство испытало заметное облегчение. В кафе, где уже накрыли стол для поминок, настроение было совсем уже не траурное. Нет, на кладбище все было вполне благопристойно, или как говорят «как положено». Поскольку покойная служила в оркестре, и близких родственников не оказалось, то организацией похорон занимались ее коллеги. По традиции, когда хоронят музыканта, то коллеги играют на похоронах. И сегодня на фоне золотых, пронизанным мягким осенним солнцем деревьев две скрипки, альт и флейта создавали подходящее настроение. Ада (так звали покойную) была альтисткой, поэтому струнная группа была представлена в большем количестве, а флейтистка Марина была подругой, она играла от духовых. Художественный руководитель произносил траурную речь, скорбящие – скорбели, нежная, грустная музыка далеко разносилась по тихим закоулкам кладбища. Все было достойно и соответствовало ситуации.
В кафе художественный руководитель снова произнес проникновенную речь, еще несколько коллег сказали трогательные слова, а затем все стали вести себя свободнее, разговаривать чуть громче, уже о чем-то своем. Удивительно, но в кафе все заняли места приблизительно, как в оркестре: группа струнных рядом с художественным руководителем (он же главный дирижер), духовые – на дальнем конце стола вместе с ударными. Альтист Виталий играл что-то печальное на фортепиано, случайно обнаруженное задвинутым в дальний угол кафе. Пожалуй, он был здесь единственный, для кого смерть Ады стала настоящей трагедией, будто обрушилась часть его собственной жизни. Да так оно и было, Ада и была большей частью его жизни. Он влюбился в нее сразу, как только она пришла в оркестр, это было двадцать лет назад. И все это время он был рядом с ней, как друг, как подруга, как брат, но только не как любимый мужчина. Ада не была красавицей, но была очень женственной, от нее исходило какое-то сияние, особая энергия, привлекающая мужчин. А Виталий во всем очень средний: среднего роста, средней комплекции, даже волосы какого-то неопределенного цвета. Ада шутила:
– Ты как платье, которое можно надеть в любое место, и в театр, и в офис, и на праздник, и на похороны. Везде подойдет, но фурора не вызовет.
Он сочинял музыку, это было его единственной страстью, кроме Ады. Но об этом не знал никто, только Ада. Так обе его страсти сливались вместе. Виталий был согласен на любую роль, лишь бы быть рядом с ней. И теперь ее нет.
В скрипичной группе оживленно говорили о чем-то, хотя и приглушенными голосами.
– Говорят, что это не просто сердечный приступ. Вроде бы Ада выпила какие-то таблетки. Это что, самоубийство? – Округлив и без того большие глаза прошептала скрипачка Олечка.
– Виталий считает, она не могла покончить с собой, а ведь он ее лучше всех знал, – возразила виолончелистка Клара Семеновна, и добавила:
– У нее порок сердца был, может оно просто не выдержало.
– А если это убийство? – зловещим шепотом настаивала Олечка.
– Кому нужно было ее убивать? Я слышала, как Виталий пытался это же доказывать следователю. Но тот сказал, что именно у него, Виталия, и был мотив, ведь Ада написала завещание на него. Тот и замолчал, – значительно и веско заметила Анжела Петровна, которая всегда знала больше других. Возражать ей никто не стал, ее авторитет был непререкаем: первая скрипка и жена главного дирижера – этих аргументов достаточно в любом споре.
– Вышла бы замуж за Виталия, все было бы в порядке, – доедая пирожок, проворчала Клара Семеновна.
– У нее же был таинственный любимый мужчина, любовь всей ее жизни. Лет пятнадцать, пожалуй о нем слышали, хотя никто его не видел. Да и сейчас, даже на похороны не пришел, – не удержалась от язвительного тона Анжела Петровна.
– А может, это она из-за него отравилась? – Не унималась Олечка.
– Умерла Ада потому, что сердце слабое. Пусть земля ей будет пухом, – закрыла дискуссию мудрая Клара Семеновна, выпив последнюю стопку водки.
Посидев приличное время, люди постепенно расходились. Одними из последних уходили Марина с Гошей, они подошли к Виталию и стали прощаться, извиняющимся тоном объясняя необходимость его оставить. Эти молодые ребята были ближе всех им с Адой, несмотря на разницу в возрасте – больше десяти лет. Они иногда выступали вместе – флейта, виолончель, альт и скрипка. Тогда Ада играла на скрипке. Вообще-то она была скрипачкой, но чтобы не создавать конкуренцию жене главного дирижера, ей пришлось переквалифицироваться в альтистки. Их квартет был очень живописный: юная тоненькая блондинка – флейтистка и женственная, вдохновенная скрипачка с крупными каштановыми локонами. Мужчины, напротив, довольно невзрачные: ничем не примечательный альтист и худощавый очкарик с виолончелью, всегда были на заднем плане. Виталий оглянулся, в кафе никого не осталось, официантки уже убирали посуду. Он встал, закрыл крышку фортепиано, взял футляр с инструментом и тоже направился к выходу.
Домой идти не хотелось, он устал «держать лицо».