лесу. В лесу можно было бы присесть и отдохнуть. На улице же присесть и отдохнуть было негде.
Блуждая, Пэтси оказался в пустынном переулке и увидел человека в белой спецовке, толкавшего перед собой тележку с торчавшими из нее метлой и совковой лопатой. Сняв кепку, Пэтси приблизился к уборщику.
– Сэр, не подскажете ли мне, зеленому иммигранту, – смиренно произнес он, – как добраться до этой деревни?
– Конечно, зеленок, – любезно ответил уборщик. – Вот что тебе надо сделать, – и он дал ему четкую инструкцию.
Чтобы добраться до Бушвик-авеню в Бруклине, Пэтси потребовалось шесть часов, три конки, паром и несколько миль пешком. Он стоял у подножия высокого крыльца и дивился великолепию, на его взгляд, трехэтажного, с вестибюлем и цокольным этажом особняка из бурого песчаника с красными геранями в вазонах на стойках перил. Пэтси поднялся на крыльцо. Рядом с дверью была белая фарфоровая табличка. В центре таблички находилась черная кнопка. Подпись под кнопкой гласила: «Звоните». Пэтси посмотрел по сторонам, но нигде не смог найти шнура, за который нужно было потянуть, чтобы позвонить в звонок. Он нашел выход – постучал по матовому стеклу входной двери. Несколько минут спустя пышногрудая девица открыла дверь, оглядела Пэтси и заявила:
– Нам ничего не нужно.
Из темноты в глубине дома раздался сладчайший в мире голос:
– Бидди, кто там?
– Торговец, мисс Мэри… развелось тут этих бродяг.
– Я разберусь.
Из темноты вышла девушка, и сердце Пэтси екнуло от разочарования, когда он увидел, что сладчайший в мире голос сочетался, по меркам самого Патрика, с самыми невзрачными в мире лицом и фигурой.
– Я приехал из графства Килкенни.
– Ах! – девушка всплеснула руками, и ее лицо осветилось самой очаровательной в мире улыбкой. – Вы, стало быть, тот самый парень. Входите же.
Пэтси проследовал за ней в дом под вздохи собственного сердца: «Ах, если бы Господь потрудился еще чуток после того, как создал ее голос и улыбку!»
– Папа, здесь тот парень из Ирландии.
Пэтси стоял на кумачово-красном ковре и разглядывал темную комнату. Окна были убраны тюлем из брюссельского кружева и темно-бордовыми бархатными шторами, подхваченными золотым шнуром, зеленые бархатные портьеры, свисавшие с украшенной лепниной арки, ведущей в альков, были раздвинуты и подвязаны по бокам, открывая взору сверкающее пианино и табурет с бархатной обивкой. На пианино стояли фотографии в серебряных рамках, в углу – этажерка с полками, полными вычурных кофейных чашечек, а на подоконнике – горшки с бостонским папоротником. Еще в алькове стояли обитые розово-голубым атласом позолоченные стулья и двухместный диванчик. На стойке лестницы, ведущей на второй этаж, возвышалась статуя арапа. Арап держал над головой кубок, в котором мерцал газовый огонек. Лестничную площадку украшало вогнутое витражное окно овальной формы.
Пэтси подумал, что все это было очень красиво… красиво. Он пообещал себе, что когда-нибудь у него будет похожий дом. «А пока у меня нет своего, я с удовольствием поживу здесь».
В