облачка! Что убило?! В них нет ниче!
– А может, он зацепился за что-то? – предположил Гана. – Ну точно! Поясом зацепился, а веревку не смог развязать... Или в сетке запутался, в которой сундук? Я нырну. – Он вновь привстал.
– Не! – Третаку схватил его за локоть. – Если обмануть ты?
– Как обмануть?
– Ныр – и взад нет тебя. Уплывешь совсем?
– Куда? – удивился Тулага. – Ты ж видишь, стены вокруг... Хорошо, ты ныряй.
Туземец оглядел эфирную поверхность.
– А если там... – неуверенно начал он.
– Что?
– Лад, вместе нырнуть, – решил онолонки. – Ру-Охай, сюда подь. Укуй – сиди, сторожи.
– А если и вы взад не приде? – забеспокоился Укуй. – Э, Третаку! Как Укую быть, ежели один останься? Ныр – и вас нет, а Укую что? А?
– Трое нас, – отвечал на это онолонки. – Мы аж трое ныр. Мы сильны, всех победим, кто там есть. Ты сиди, жди, Укуй.
Он и Гана выпрямились на носу, Ру-Охай, пройдя мимо хромого, встал позади них.
– Давай вместе, – произнес Третаку, проводя ладонью по своим черным волосам. – Вместе-разом ныр. И ты, Желтый Глаз, рядом со мной плыть. Ты понять? Совсем близко, чтоб я тя видеть. А не то... – Он поднял мускулистые руки и сжал пальцы, показывая, что задушит Гану. Онолонки был выше его почти на голову и куда шире в плечах, да и Ру-Охай отличался силой. Тулага подумал, что эти двое вместе с Ахулоа – не обычные матросы с галеры, а охранники Уги-Уги. Монарх, отправившись в плавание через Гвалту по облачной речке, мог оставить их на «Небесных парусах» для охраны ладьи от серапцев, которые могли попытаться доплыть до нее с берега Проклятого острова. В любом случае эти трое выглядели нормально в сравнении с другими членами команды.
– Будем вместе плы... – продолжал Третаку, и тут Гана, оттолкнувшись от банки, нырнул.
– А! – выкрикнул Ру-Охай удивленно, после чего онолонки прыгнули следом.
Солнечные лучи не пронзали облака насквозь, но будто прореживали их, делая эфирный пух прозрачнее. Плавательный пояс существенно уменьшил вес тела. Плывя в двух локтях над полом, Гана оглянулся и увидел гибкие фигуры туземцев слева и справа позади себя.
Сквозь белую пургу проступил край одного из трех столбов, поддерживающих колесо алтаря. Он повернул голову, увидел, как быстро нагоняющий Третаку машет рукой, показывая, что надо остановиться и всплыть... и рванулся дальше, когда понял, что туземец сжимает короткий нож.
Наверняка онолонки прятал оружие в своих пышных волосах. Перевернувшись лицом кверху, Гана оттолкнулся от края нависшего над ним гранитного круга и вновь развернулся, уходя в глубину. И разглядел наконец, что находится впереди: из пола под алтарем торчал крюк, от которого в дыру уходила веревка, – а выше висел большой пауног, в несколько раз крупнее, чем те, из провала, и других очертаний. Длинными щупальцами он прижимал к себе Ахулоа. Вот почему эфир не покраснел: тварь не ранила туземца, просто сломала ему руки и ноги, свернула шею. Онолонки застыл, похожий на спящего младенца, которого мать прижимает к груди; только голова была откинута назад и неестественно повернута, а рот,