взгляд в их сторону. Но Стриж был влюблен в Воронову, и хоть отношения у них не складывались, упрямо продолжал добиваться ее благосклонности.
– Ну, чего? Никто больше ставки делать не будет? – разочарованно протянул Майсурадзе.
– А сам ты что думаешь? – с любопытством спросила математичка, даже не думавшая прерывать этот внезапно возникший торг.
– Я думаю? – напрягся Вовка, как будто его оскорбили тем, что приписали такое качество, как способность думать. – Ну… верняк, что он в школе.
Генка вздрогнул и покосился на соседа по парте. А ведь он успел забыть, что журнал из школы не уходил, а значит, нужен он для каких-то внутришкольных дел и, скорее всего, объявится если не сегодня, так завтра. А вот этого уже не хотелось бы…
– Послезавтра! – Слова сами вырвались из груди Кармашкина. – Он появится послезавтра.
– Ставка сделана! – взвыл Майсурадзе.
Леночка недовольно поджала губы, она не любила, когда с ней спорили.
– Что ж, – Елена Прекрасная обвела класс внимательным взглядом, – ждем два дня. Посмотрим, кто выиграет!
– А какая у нас ставка? – негромко спросила Семенова.
– Жизнь! – от души веселился Вовка.
– Освобождение от физкультуры, – предложил Прохоров, но его не поддержали. Со всех сторон посыпались предложения:
– Пять компотов на завтрак!
– Пятерка в дневник!
– До конца года без контрольных!
– Поцелуй Вороновой!
– Без дежурства!
– Килограмм шоколада!
– Билет в кино!
– Да кому нужен ваш билет! – зло прошипела Семенова. – На желание!
– А если он чего неприличного захочет? – среди общего гула бас Прохорова выделялся особенно.
– На желание! – шарахнул кулаком по столу Майсурадзе.
– Хорошо, – кивнула головой Елена Прекрасная. – Каждый сейчас напишет на листочке свое желание и отдаст мне. Кто выиграет, того бумажку и откроем.
Семенова с загадочным выражением лица уставилась в окно.
– Ну, сейчас напридумывает… – прошептал Вовка, глядя, как Леночка что-то быстро пишет на листочке. И пишет не одно слово и не два, а выводит уже пятую строчку.
Генке долго думать не пришлось. Он хотел только одного – гитару. Или, на худой конец, чтобы его не исключали из рок-банды. Ни то, ни другое Семенова сделать не могла. Тогда он достал лист бумаги и написал первое пришедшее в голову: «Чтобы был мир во всем мире!» Под довольное хмыканье Вовки старательно сложил листочек в пять раз и отдал его математичке.
Не успел он еще дойти до своей парты, как в коридоре послышались грозные шаги. Так обычно приближается судьба, фатум, и она ничего хорошего, как правило, не несет.
– Кондрашкин! – ворвалась в класс завуч.
Генка вздрогнул, понимая, что издевательство над фамилией началось неспроста.
– Вы уж определитесь, Аделаида Дмитриевна, – заржал Майсурадзе, вскакивая вместе со всем классом, чтобы поприветствовать руководителя, – как звать Генку. А то он скоро совсем на свою фамилию