а моем лице отразился самый настоящий шок, потому что госпожа Дейл торопливо добавила:
– Не думай, я заплачу! Много! Ты сможешь уехать куда угодно и начать жизнь заново!
В некотором роде, звучало заманчиво – некрасивая история с моим женихом и несостоявшимся замужеством уже облетела все светские салоны, так что в городе делать было уже нечего. Разве что выслушивать фальшивые соболезнования, сокрушения о черствости мужчин, спиной чувствуя торжествующие взгляды. Конечно, первая красавица и такое унижение! Я лично была рада, что узнала об истинном лице Виктора до свадьбы, а не после, и трагедией случившееся не считала. Зато все общество считало, периодически пытаясь убедить в этом и меня. Мне порядком надоело сидеть в чайной, делать покупки, да и просто прогуливаться под аккомпанемент ехидных шепотков, так что о продаже дома я уже думала. Останавливало лишь то, что за мое полуразвалившиеся жилище много не дадут. Так что раз уж так складывается….
– Десять тысяч монет. Пять завтра.
– Идет! – так поспешно согласилась Виржини, что я поняла: продешевила.
– Это только за попытку. В случае успеха – еще столько же.
– Неплохо торгуешься, – оценила Виржини. – Но я не в том положении, чтобы выбирать.
– Зачем вообще тебе это нужно? – спросила я.
– Сначала договор, милочка, – усмехнулась она. – Детали потом.
На следующее утро в десять часов я стала богаче на пять тысяч монет и одну несчастливую любовную историю.
Виржини Дейл, в девичестве ле Клер, верила в любовь. Такую, чтобы с первого взгляда и до гроба. Вера эта заставляла ее упорно отвергать предложения руки и сердца от женихов, потому что среди них не было «того самого». Предложений, надо заметить, было довольно много – Виржини была хороша собой, обладала отцом-графом и большим приданым. Поначалу в семье к ее капризам относились снисходительно, мол, любимая дочь, неволить не станем. Однако время шло, любовь все не приходила, отвергнутые раза по три женихи плюнули на своевольную красотку и стали жениться на других. Тогда граф решил, что пришло время вмешаться, пока дочь не превратилась в старую деву. Правда, жениха он выбрал уже исходя из собственной выгоды, и Виржини вышла замуж за Николауса Дейла, чужака-северянина и некроманта. Порыдав после свадьбы пару месяцев, Виржини смирилась с новым статусом и даже стала находить некую прелесть в роли несчастной и загадочной жены некроманта, вынужденной делить жизнь с чудовищем. Последнее, впрочем, произносилось шепотом, ибо в нынешнем просвещенном веке не принято относить некромантию к проклятому искусству, да и папенька, краем уха услышав слухи, жутко ругался, ибо не подобает жене позорить своего мужа, но мы-то знаем, на что способны некроманты… В общем, Виржини притерпелась к роли госпожи Дейл и радостно исполняла ее целых три года, а потом пришла Она – та самая Любовь в лице двоюродного кузена одной из ее подруг. Любовь была взаимной, светлой, настоящей и теперь Виржини отчаянно хотела развестись. Проблема была в том, что граф, ее отец, свято верил в семейные ценности, да и в светском обществе, игравшем в жизни Виржини огромную роль, разводы мягко говоря не одобрялись.
– Пойми, дорогая, если я просто так подам прошение о разводе, меня просто-напросто перестанут принимать в приличных домах! – заламывала руки она. – И потом, Ник ведь сильный некромант! Кто знает, что он может сделать, если разозлится. А вот если муж сам даст мне повод, изменит, опозорит… У меня просто не останется другого выхода, кроме развода!
И теперь я, Эванжелина Стонтон, должна стать любовницей ее мужа, некроманта Николауса Дейла, чтобы дать ей возможности обрести свое счастье.
Фу, как непристойно, скажут одни. Приличные девушки так не поступают, добавят другие. Обстоятельства бывают разные, отвечу я. Готовы к еще одной несчастливой истории?
В отличие от Виржини, у меня нет ни денег, ни титула, ни любящего отца. Отца, впрочем, нет вообще никакого, матери теперь уже тоже. Есть тетушка Энни, но это нестрашно: она живет в миленьком доме престарелых, получающем содержание от ее небольшого имения, и проводит время за чаем с прелестными старичками закалки другого поколения. Я знаю об этом, потому что приезжаю к ней пару раз в месяц. В целом, она давно впала в блаженный старческий маразм, и иногда мне кажется, что ее жизнь в чем-то даже приятнее моей. Слухи обо мне ее уж точно не беспокоят. Маму бы беспокоили: она была одержима мыслью, что всегда нужно поддерживать лицо и не давать повода для пересудов, даже когда мужчина, которого она безусловно любила и которому подарила свою честь до свадьбы, исчез в неизвестном направлении. Зато осталась беременность, и, как следствие, я. Впрочем, маму любили, поэтому делали вид, что верят рассказу, что брак все же состоялся, но муж трагически погиб, не успев представить ее своей семье и официально дать имя рода. Внебрачным ребенком не попрекали, больше жалели, да и предложения руки и сердца мужчины ей делали не раз. Мама была светлой, доброй и красивой той нежной хрупкой красотой, что вызывает желание оберегать и заботиться. Но похоже она и впрямь любила того проходимца, потому что замуж так и не вышла. Любила и меня, а ведь