уже говорил, что не смогу описать увиденное во всей красоте и величии. Рассказ о Лос-Анджелесском Музыкальном центре надо было бы начать словами: «В некотором царстве, в некотором государстве…» Целый комплекс зданий: концертный зал для симфонических оркестров под названием Дороти Чандлер павильон, опера – Амансон-театр и Марк Гейнер форум – драма.
Зал оперы – три тысячи двести пятьдесят мест. Когда стоишь в партере и взор твой бродит по бесчисленным ярусам, забираясь в их бескрайнюю глубину, поднимается все выше и выше, становится жутко. Возникает боязнь пространства. И только роскошь отделки успокаивает тебя. Ослепительно всюду – и в зале, и в многочисленных фойе, и в вестибюле, и даже в туалетах и лифтах. Гигантские люстры баварского хрусталя, мрамор каменоломен Греции; стены одного из фойе выложены нежным ониксом, привезенным из Мексики; безбрежный ковер в вестибюле ткали в Гонконге, и сквозь его темную зелень и причудливый узор проглядывает что-то таинственное; двадцати– или тридцатиметровые стены другого фойе обтянуты мягкой матовой кожей, из которой делают дорогие дамские сумочки, а по потолку летают птицы из хрусталя с позолотой; фонирующая дека над порталом сцены сделана из акации с Балеарских островов; французские портьеры из льняного бархата; старинные китайские ширмы, целая картинная галерея шедевров мировой живописи – дары меценатов города. А вокруг здания – фонтаны, бассейны, газоны, бордюры из цветов. Все летит ввысь, сверкает, ошеломляет. И в довершение всего – под сооружениями подземный гараж на пять с половиной тысяч машин, по числу мест во всех трех зданиях ансамбля.
Строительство Центра началось в 1964 году и как раз в 1967-м заканчивалось. Землю дал уезд и заплатил за работу Уолтеру Бекону, архитектору, строителю Центра.
Добавлю, пожалуй, к внешнему виду особую комнату для главных жертвователей – отцов театра, этакий небольшой тронный зал, весь обсыпанный золотом. Во время антракта вход в него разрешен только «отцам». Впрочем, билеты на спектакли и концерты «отцы» покупают за наличные, как и остальные простые смертные, хотя на креслах партера и есть именные медные досочки.
Большое впечатление произвел на меня этот Музыкальный театр. Просто музей. В дневные часы в нем, как и в Линкольн-центре, толпы экскурсантов – школьники, взрослые, туристы. Достопримечательность!
Пожалуй, единственный недостаток – чересчур богато. Из ушей лезет, из глаз, из ноздрей. Такая роскошь театру не обязательна, может быть, даже вредна. Она мешает сосредоточиться на главной его прелести – на том, что происходит на сцене. А на сцене, как известно, главное тоже не декорация, не костюмы, не люстры, а полет человеческого духа, который может быть так прекрасен, что несравним ни с одной материальной ценностью.
Мудрые Станиславский и Немирович-Данченко вместе с художником Симовым построили театр в Камергерском переулке. Скромный орнамент, оливковые и серые стены, серое сукно на полу. А то, что происходило на сцене, можно сравнить только с лучшими сокровищами мира. Студентом я часто бывал в Художественном театре.