усы. – Кто ее ударил?
В это время вернулся Добровольский.
– Я не знаю, – ответил он на вопрос, заданный коту. – Кажется, я ее расстроил.
– Да уж, – согласилась Олимпиада. – Мне нужно ее успокоить.
– Она убежала домой, – рассеянно сказал Добровольский. – Я не уверен, что вы вообще должны с ней разговаривать об этом.
Олимпиада посмотрела – сидит себе в кресле, гладит кота, будь он неладен, вид загадочный у обоих.
– Может, вы ошиблись? – спросила она сердито. – Я что-то ничего не заметила такого, что было бы похоже на пощечину!
– Это потому, что вы были заняты совсем другим. И я не ошибся, иначе ваша подруга так не испугалась бы. Сказала бы, что это чепуха, и все.
Олимпиада помолчала. Он был прав.
– И я так и не понял, что она делала на площадке между первым и вторым этажом.
– Она же вам рассказала! Она вышла потому, что услышала шум на улице!
– И вместо улицы помчалась наверх? Ведь живет она на первом этаже, правильно?
Олимпиада растерялась.
– Ну… да.
– И как она могла услышать шум на улице, если у них в квартире вовсю орал телевизор, а на окнах, как только что было сказано, ставни?
– У них не ставни, – все так же растерянно пояснила Олимпиада, – у них… щиты такие, изнутри задвигаются.
– Если щиты были задвинуты, она не услышала бы даже ядерного взрыва. Не то что падения нашего Парамонова. Зачем она вышла на лестницу? Как оказалась между этажами? Кто ее ударил?
– Люся ни в чем не может быть замешана, – твердо сказала Олимпиада. – Я ее знаю, она отличный человек!
– Возможно. Но она может быть замешана во что-то другое, о чем мы пока даже не догадываемся.
– Бросьте! Во что она может быть замешана?
Добровольский пожал плечами.
– Я должна идти, – высокомерно сказала Олимпиада. Высокомерие от того, что он ее расстроил. – Доброй ночи.
Он вышел ее проводить и подождал, пока она закроет дверь. Потом некоторое время подумал на площадке.
Нет никаких данных, вот в чем основная проблема! А если их нет, значит, нужно их добыть!
Добровольский вернулся к себе, вошел в прихожую, но дверь закрывать не стал.
Олимпиада Владимировна, приникшая к «глазку» в своей квартире, не пропускала ни одного его движения.
Он вышел через пару секунд в перчатках, но без куртки и с маленькой сумочкой под мышкой, похожей на косметичку. Деловито запер дверь и стал подниматься по лестнице на третий этаж.
Вид у него был совершенно безмятежный.
Олимпиада подождала-подождала, но он не возвращался. Тогда она сходила посмотреть на Олежку – тот спал, рот был по-прежнему открыт. Она постояла над ним, размышляя, и вернулась в прихожую. Кое-как засунула ноги в туфли, натянула перчатки, подумала, стащила туфли и, роняя вещи, выгребла из шкафчика кроссовки – чтоб не топать!..
Добровольский решил, что он один такой умный. Он думает, что его одного интересует вопрос «собственной безопасности». Он