была взрывчатка, и нести к «той стене»! Яснее ясного.
Двумя руками она взялась за какой-то ящик, охнула от тяжести и поволокла его.
– Бери что полегче, – распорядился Добровольский.
– А что полегче?
Ответа на это не последовало, и Олимпиада продолжала таскать. В висках у нее сильно и мерно стучало.
– Что происходит? – вдруг громко спросила она, остановившись. – Что происходит в моем доме?! Кто делает все эти пакости?! Разбойники?! Террористы?!
– Мы выясним, – пообещал Добровольский. – Я тебе обещаю.
И она поверила. Конечно, они выяснят, раз он так сказал. Невозможно ему не верить, он же не Олежка! Им бы только выбраться отсюда, хотя как это сделать, когда металлическая дверь захлопнулась и заперла их, как в мышеловке!
Кажется, у Агаты Кристи был рассказ с таким названием. Или с каким-то другим?
Если я выберусь отсюда и меня не посадят в тюрьму, как пособницу террористов, я перечитаю все детективы, вдруг пообещала она себе. Я больше ни слова не скажу Люське, которая только и делает, что их читает, и да простит меня большой русский писатель Михаил Морокин, который так же презирает детективы, как и я сама!..
– Липа, давай! Берись за тот край!
Она послушно взялась за край стола, и Добровольский моментально закинул его на другой стол, побольше, с которого сам растаскал все барахло. Олимпиада только в последнюю секунду успела отцепиться, а то бы он и ее закинул!..
Склонив голову, он критически оценил сооружение, что-то прикинул и еще воздвиг на верхний стол утлый офисный стульчик, на котором, видимо, сиживал дядя Гоша, когда мастерил свои смертоносные игрушки!
– Так. Теперь мне нужно, чтобы ты держала стул очень крепко, иначе я свалюсь и сломаю себе шею.
– Ты собираешься туда лезть?!
– Липа, – сказал он нетерпеливо, – стены мы не разберем и дверь не откроем. Позвонить нам неоткуда, телефона нет. Путь у нас только через крышу, и времени очень мало. Если он вызвал полицию, она приедет очень быстро, они уже привыкли сюда ездить как на работу.
– Ты собираешься разбирать крышу?!
– Липа.
Она изучила сооружение – стол, на нем еще стол, а сверху вращающийся офисный стул. Выглядело не слишком надежно. То есть совсем ненадежно! Тем же взглядом Олимпиада оценила Добровольского.
Он тяжело дышал – то ли от усилий, то ли от того, что духота сгущалась ощутимо, и было совершенно ясно, что сооружение его не выдержит, даже если он похудеет в застенке ровно в два раза.
– Придется ждать, пока ты похудеешь, – тоном Кролика сказала она Винни-Пуху.
Он подумал.
– А сколько ждать?
– Неделю!
И они улыбнулись друг другу.
У них были разное детство, разные родители, даже страны разные, только книжки одни и те же.
– Подсади меня, – велела решительная Олимпиада Владимировна, примерилась и встала на колени на нижний стол. – И держи, ради бога!
Добровольский, который не ожидал от нее никаких таких геройств, странно хмыкнул, как бы по-новому оценивая ее.
Придерживая