протянул телефон охраннику, который принял его с почти торжественным видом.
– Охранник Юрвелиус.
Затем он в течение минуты только слушал и кивал. Наконец он произнес:
– Понятно. Все в порядке. Хорошего дня. До свидания. – Он отдал телефон Булке и кивнул. – Ты был прав, Понтус, тут ошибка в дате. Сейчас исправлю. Написать, что пропуск действует до конца июля?
– Лучше бы до конца летних каникул. Например, до десятого августа, – ответил Булка, и охранник кивнул, взял ручку и отметил дату в календаре.
– Понятно. Пропуск в архив до десятого августа. И, как я понимаю, ключ от архивных шкафов у тебя уже есть.
– Да, есть, – ответил Булка и вытащил ключ из кармана.
– Хорошо, – сказал охранник. – Ты здесь уже бывал и знаешь правила. Еду не проносить, со всем обращаться осторожно. Вообще-то у вас обоих должен быть пропуск, но твой отец сказал, что твоя подруга – дочка его подчиненной. Раз сам главный редактор разрешил, вопросов у меня нет. Подождите, я открою вам дверь.
Охранник поднялся со стула и вышел из своей стеклянной кабинки, гремя связкой ключей. Он внимательно выбрал нужный ключ и открыл детям дверь, ведущую в длинный коридор.
– Дальше сам знаешь, куда идти, – сказал охранник Булке, и тот кивнул.
Дверь за ними захлопнулась, и они быстро зашагали вперед. Перед четвертой дверью Булка остановился:
– Нам сюда.
Он открыл дверь и щелкнул выключателем. Ребята вошли в комнату без окон, заставленную большими шкафами. Посреди комнаты стоял пустой стол и четыре стула. Пахло затхлостью.
Булка со знающим видом подошел к шкафам и принялся изучать наклейки на дверцах.
– Пятидесятые, сороковые… Ну вот, здесь газеты тридцатых годов.
Он вставил ключ в замочную скважину на дверце и повернул. Замок щелкнул, и дверца открылась. Булка вытащил оттуда большую картонную коробку и поставил на стол.
– Выглядит многообещающе, – пробормотал он.
В коробке лежали старые пожелтевшие папки, на корешках которых были подписаны годы. Булка водил пальцем по корешкам, пока не нашел нужную папку.
– Вот, смотри, тридцать восьмой год. – Он вынул папку из коробки, положил на стол и осторожно открыл.
За десятилетия бумага размягчилась и пожелтела. Агнес склонилась над первой газетой и изучила написанный непонятными буквами заголовок.
– Что здесь написано? Это вообще по-фински? – спросила она.
Булка рассмеялся.
– Да, конечно, это просто фрактура[1]. Устаревшие буквы. К счастью, в газетах тридцатых годов такие почти не используются, только иногда в заголовках и рекламах.
Агнес рассматривала крошечные черные буквы на первой странице газеты. Булка прав: по большей части буквы тут совершенно обычные. В нижнем углу страницы виднелось: «Добро пожаловать в новый, 1938 год!» Ниже был напечатан черно-белый снимок младенца – единственная фотография на странице.
– Это первая январская газета. Нужно найти номера за август, –