они не извращенцы…
– Нет? Целыми днями смотрят порнофильмы. Как это называется?
– Они не извращенцы! Это больные люди, а медсестры таким и помогают, больным людям. Люди болеют самыми ужасными болезнями, типа… типа… типа СПИДа, и медсестры должны им помогать.
Ы-ох. Едва «СПИДа» срывается у нее с языка, Магдалена жалеет, что нельзя поймать слово в воздухе. Любой пример был бы лучше: пневмония, туберкулез, синдром Туретта, гепатит, дивертикулит… да что угодно. Ну, теперь поздно. Держись.
– Ха! – рявкает Мать. – Да у тебя все извращенцы! Щас вот maricones! La cólera de Dios! Вот для этого мы платили за твою учебу? Чтобы ты мутилась с развратниками?
– Мутилась? – язвит Дочь. – Ха, «мутилась»! Такого и слова-то нет, говорят «мутила» или «путалась».
Магдалена тут же понимает, что против Материного оскорбления ее «мутилось» – полная ерунда. Ну, значит, нужно воткнуть эту шпильку побольнее. И она принимается палить разрывными: английской грамматикой.
– Не пытайся изображать разговорный английский, Эстрейита. Ты всегда все путаешь. Ты не рубишь сленг, понятно? Вечно выглядишь полной дурой.
Мать пару мгновений молчит с приоткрытым ртом. Так тебе! Магдалена знала, что ее выпад попадет в цель. Мать почти всегда злит, если Магдалена отвечает ей по-английски. Что такое «разговорный английский», Эстрейита и знать не знает. И Магдалена тоже не знала – еще несколько дней назад, пока Норман не употребил это слово и не объяснил, что оно значит.
Может, Матери знакомо выражение «рубить» и слово «сленг», но «рубить сленг» – это гарантированно ставит ее в тупик, а заключительное «дура» приводит в тот самый вид, который она приняла сейчас, иначе говоря, полной дуры. Мать бесится всякий раз, когда Магдалена, как сейчас, разделывает ее по-английски.
Воспользовавшись выигранными миллисекундами затишья, Магдалена задерживает взгляд на Лазаре. Глиняное изваяние, почти в натуральный размер – не каменное, не бронзовое, а керамическое – это первое, что ты видишь, входя в каситу. Ну и жалкий святой, как и бранить-то такого! Щеки ввалились, борода клочьями, лицо страдальческое, библейское багряное одеяние распахнуто, чтобы лучше было видно язвы проказы по всей груди и плечам, да еще две глиняные собаки у ног. Библейский Лазарь на общественной лестнице стоял почти так же низко, как собаки… прокаженный с язвами по всему телу выпрашивал хлебные крошки у ворот роскошного дворца, принадлежавшего богачу по имени Дивес[14], который Лазаря просто не замечал. Оба они умерли почти одновременно. Чтобы кое-что показать – а именно, что последние станут первыми, а первые последними и что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие небесное… Иисус отправил бедного задрота Лазаря в рай, где его устроили «на лоне Авраамовом». А Дивеса послал в Ад, где тот вечно горит заживо.
Магдалену крестили в римско-католической церкви, и она всегда ходила на службу вместе с Матерью, отцом и двумя старшими братьями. Но Мать была истинно камагуэйская