ой. И результат такой лени не заставил себя ждать – бесполезный кусок дерева окончательно оторвался и теперь валялся где-то снаружи, похоронив под собой измятые кусты пионов. В любую другую ночь подобная неприятность не была бы достойна особого беспокойства. Но Олаф, высунувшийся из окна и не разглядевший не то что ставня, но даже земли вокруг своего дома, решил, что можно начинать нервничать.
Он хотел продвинуться дальше и уже ухватился за растрескавшиеся края подоконника, но его грубо рванули за ремень сзади и сдернули обратно на пол.
– Не вылезай, – в ярости шипела мать, пока отпихивала Олафа подальше от окна и закрывала дребезжащие стеклянные створки. – Хоть шаг в сторону окна сделаешь, и на ярмарку мы в этом году не поедем!
Он пугливо воззрился на то, как она развязывает тесьму на тяжелых шторах и борется с покосившимся карнизом. Ее руки сейчас подрагивали и путались в ткани, но Олаф не придал этому никакого значения. Всем его вниманием завладела угроза остаться без осенней ярмарки с ее фейерверками, сладостями и уймой народу из других краев.
– Но мам, там же нет ничего!
– Я повторять должна?!
На самом деле парень немного кривил душой, когда пытался оправдать ситуацию, и себя заодно. На вечерней улице, безлюдной и тихой, освещенной островками вокруг высоких фонарей, действительно ничего не было. Не было ни их белой зубчатой изгороди, ни оснований тех самых фонарей, ни крупных мокрых камней брусчатки между ними. Все скрылось под покровом тягучего и непроглядного тумана, белого и густого как сметана. Олаф почему-то не сомневался, что если зачерпнуть этот туман рукой, то он так и останется в сложенной ковшиком ладони.
– Иди лучше псину свою успокой, – приглушенный грохот наверху раздался словно в подтверждение звучавшим словам. – Она боится любой непогоды.
– Это не псина, это Сырник, – обиженно протянул сын, направляясь к лестнице.
– И дружкам своим объясни, чтобы посидели пока у нас. Я не хотела бы их отпускать в такое…
В этот момент с лестницы скатился Сырник, и по причине неуемной смелости, а также невероятно коротких лапок пришлось как можно быстрее ловить его в полете. Оказавшись на руках у хозяина, лохматая поскуливающая собачонка быстро успокоилась и затихла, позволяя отнести себя обратно на верхний этаж.
Из приоткрытой двери, ведущей в комнату Олафа, доносился шелест бумаг и пощелкивание чего-то металлического. На мгновение свет преломился, и в проеме двери показалась чья-то взлохмаченная шевелюра.
– Ну что там?
– Да какая-то чертовщина на улице, – тихо пояснил Олаф, проскальзывая в комнату и позволяя себе выражаться без особой культурности. – Странный туман, с реки наполз не иначе.
– Да уж, погода испортилась, – неподдельно расстроился его сосед Берти, повернувшись к распахнутому окну. – Жалко, придется в следующий раз…
В руках он держал целых ворох тонких полупрозрачных свитков, на которых можно было разглядеть академически ровные круги, пунктирные линии и декоративные, от скуки намалеванные звездочки. Берти был единственным из их троицы, который не засыпал на нудной работе с чертежами и бумагами. Должно быть, сказывалась наследственность потомственных казначеев.
Олаф и сам почувствовал досаду, когда прикоснулся к расставленному поблизости от окна телескопу. Подарок от отца доставили только сегодня утром, в большом неподъемном ящике с надписью: «Собственность академии Южных болот Гринлок. Осторожно, хрупкое оборудование». Даже думать не хотелось, сколько стоили эти хрустальные линзы, и с какой легкостью по ним могли пойти трещины. А уж полированное дерево и туманный золотистый металл основных труб и вовсе делал эту посылку чем-то вроде бесценного сокровища.
– Мы еще успеем, – ободряюще усмехнулся парень, проведя рукой по поверхности трубы и с наслаждением послушав звенящий отзвук в прозвучавшем шорохе. – А пока что нам придется закрыть окно. И ставни.
– Брось, здесь и так душно, – отмахнулся Берти, отыскав союзника в лице кивающего взъерошенного Омика. – Туман еще не означает, что начнется ливень.
– Мама попросила, – он протиснулся к окну и выглянул наружу, все еще испытывая некоторое любопытство. – Она сегодня очень злая, непонятно почему…
Предыдущий опыт со ставнем на первом этаже заставил его действовать более осторожно, прислушиваясь к малейшему скрипу и хрусту заржавленных петель. Не хватало еще и будку запуганного Сырника расплющить вслед за кустами. Берти позади него обиженно возмущался и обвинял его в чрезмерном послушании перед «любимой мамуленькой», однако быстро отстал, стоило подать голос более осторожному и внимательному Омику.
– Если мама Олафа говорит сделать что-то странное, значит, следует все выполнить. Берти, видимо, уже забыл, как свалился в подземный грот и выбрался только благодаря веревке, захваченной по ее настоянию.
– А может, я из-за веревки и провалился в ту несчастную дыру – ты вообще видел, какой там был моток?
– Тебя может перевесить только мачтовый трос с фрегата.
– Еще