всем желающим придуманные им, чудесные и смешные истории. Разумеется, добавляли современники, если бы за это хоть что-нибудь платили.
Имя всякого мало-мальски известного человека всегда окружено сплетнями, или их более цивилизованной разновидностью, легендами.
Есть такие легенды и о Евгении Шварце.
Например, считалось долгое время, что этот «римлянин» из славного донского города Майкопа («Майкоп – родина моей души», вспоминал Шварц) в двадцатые-сороковые годы 20 века, был известен «всему Петрограду-Ленинграду» только как замечательный «устный писатель», блистательный рассказчик-импровизатор.
Он даже угодил в этом качестве в персонажи появившейся в 1931 году повести писательницы Ольги Форш «Сумасшедший корабль» под именем Геня Чорн. Это был «…импровизатор-конферансье, обладавший даром легендарного Крысолова, который, как известно, возымел такую власть над ребятами, что, дудя на легкой дудочке, вывел весь их мелкий народ из немецкого города заодно с крысами. Сейчас он вознес римский свой профиль над сценой…».
Поясним, однако, что немецкий Крысолов увел местный «мелкий народ» в преисподнюю, а наш Крысолов из Майкопа уводил советских детей из мира Беспросветного Ужаса в мир Радости и Добра.
Тем не менее, никто в те годы, даже такой, казалось бы, проницательный критик, как Корней Иванович Чуковский, даже в страшном сне не смог предположить в своем литературном секретаре – а Женя Шварц в голодные времена подвизался у Чуковского в этом качестве, и Корней Иванович виделся со Шварцем почти каждый день – не смог угадать «в этом остряке и балагуре … будущего автора таких замечательных сатир и комедий, как „Обыкновенное чудо“, „Тень“, „Голый король“, „Дракон“. (К. Чуковский. Дневники.)
Кстати, о Чуковском.
Легенда рассказывает, что однажды, помогая Корнею Ивановичу в 1921 году разбираться с тягомотными воспоминаниями Авдотьи Панаевой, гражданской жены поэта Некрасова, молодой Шварц спросил немолодого работодателя своего:
«Корней Иванович, неужели я и в примечания никогда не попаду?»
На что Корней Иванович, со своей обычной, странной и недоброй улыбкой успокоил начинающего литератора:
«Не беспокойтесь, попадете!»
И ведь попал Женя Шварц.
Да не в примечания мелким петитом, как были уверены все современники.
А прямиком в классики мировой литературы.
После смерти Шварца строгий Корней Иванович заметил в своем «Дневнике», в те годы, люди, к счастью для нас, еще писали письма и вели дневники:
«Больно думать, что Евгений Львович так и не увидел своего „Дракона“ в печати. Он был не просто талантливый драматург, он был – для меня – гениален.
Право же это не фраза, это я ощущаю всем своим многоопытным сердцем».
Вот оно как со сказочниками в реальной жизни бывает.
Потому им так все другие литераторы, если верить легендам, и завидуют.
Дескать, этот хлопец укрылся в тихой гавани придуманной не от хорошей жизни «волшебной сказки» и пережил, отсиделся