она изображала недотрогу, умоляла пощадить ее невинность, но не на такого напала… Я свое с нее взял! Здорово, верно?
– Здорово, – согласился Матеранский. – Влюблен?
– Что ты! – отрицал Довнар с возмущением. – Стану ли я заниматься подобной лирикой? Но главное, что в этой женщине меня привлекает, так это ее полное бескорыстие…
Стефан Матеранский плотоядно потер руки.
– Это не женщина, а клад, – позавидовал он другу.
– Сущий клад! – подтвердил Довнар.
– Дай рубль… на пропитание.
– А когда вернешь?
– Ну как-нибудь, Сашка, мы же друзья… Кстати, может, ты меня познакомишь со своей «штучкой»?
– Заходи… Будем ты, я, можно позвать и поручика Шелейко. Живет она над нами, это очень удобно! Заодно убедитесь, что влюблена в меня, словно кошка. Ну что там эта Зойка Ермолина у Фанни Эдельгейм, которая в самый патетический момент продолжает жевать ириски! Зато у меня любовница – сущий Везувий, извергающий огненную лаву, именно так и погибла Помпея.
– Не погибни ты сам. Как дела-то твои?
Вопрос Матеранского был Довнару неприятен:
– С математикой плохо. Сам не ожидал, что я такой бестолковый. Думаю, надо податься в Петербург.
– Значит, и «штучку» свою прихватишь?
– Зачем? В столице и без нее много всяких и невсяких…
………………………………………………………………………………………
Довнар принадлежал к той породе людей, которые свою копейку на благо ближнего не пожертвуют. Человек далеко не бедный, он свои деньжата нежно холил, как нищий торбу, и даже молодость, которой присуща безалаберность, когда хочется сорить деньгами, удивляя людей своей щедростью, даже эта легкомысленная пора жизни не отразилась на его кошельке.
Был серый и будний день, когда Довнар навестил Ольгу Палем – мрачный, поникший, озлобленный.
– В чем дело? – любовно встревожилась она.
– Стыдно говорить, – сознался Довнар, – но моих скромных познаний в математике хватило для того, чтобы уличить свою мамочку в подтасовке учета процентов. Поверь, мне это очень неприятно, но я проверил все биржевые бюллетени, выяснив, что она играла со мной на понижениях денежного курса. В результате мамулечка, словно прожженный биржевой делец, вписала в свой актив четыреста рублей, а я имел их в своем пассиве. Каково?
– Ужасно, – согласилась Ольга Палем.
– Конечно, я не глупец, чтобы прощать такое, – обозлился Довнар, – и после хорошего скандала я заставил мамочку вернуть мне эти деньги. Тут и слезы, тут и упреки… ах!
Ольга Палем задумалась, а задумалась она потому, что Вася-Вася Кандинский, какой бы он ни был, требовал только расписки в получении денег, но он даже не проверял ее расходов, и ей было дико, что родная мать способна обманывать сына.
– Извини, – сказала она, – я совсем не желала бы залезать в твой кошелек, но все-таки, как твоя будущая жена, хотела бы знать, каким состоянием ты располагаешь?
Спросила и тут же раскаялась в своем вопросе.