и не менее!!
Воцарилась тишина.
-Давай дальше, поп, мне некогда. Ты, как мне только что доложили, пришел тайно, ночью, отпеть наших убитых врагов на персияновской позиции. Да был задержан часовыми?
Батюшка вдруг сделал несколько шагов в сторону Мокеича, не отводя глаз от его осунувшегося лица. Гришка напрягся, подался вперед, сжал в ладони рукоятку браунинга.
-Господь, как видно, скоро призовет и тебя, -он коснулся длинным узловатым пальцем желтой щеки комсвокора, -но ты… можешь теперь… Хоть как-нибудь искупить грехи свои земные.
-Ты говори, батюшка, мне ведь некогда псалмы с тобой петь…
-Хорошо! Там, -священник показал рукой на север, -на персияновских высотах, перед позициями артбатарей лежат верные сыны Отечества, мертвые лежат. И я, как слуга Господа нашего Иисуса Христа, хотел отслужить молебен по павшим воинам. Чтобы Господь принял и упокоил навек их мятущиеся души…Причастить израненных, умирающих воинов…
Он умолк, прикрыл глаза под по-детски мохнатыми ресницами. В комнате стояла тишина, лишь изредка нарушаемая веселым перетреском дров в печи.
-Так в чем же дело. Иди, помахай там своим кадилом.Да и пусть их закапывают…Мало мы их раньше зарыли? Как собак, без вашего поповского отпевания?
-Окстись, безбожник! – батюшка злобно сверкнул глазами, его рот подернула судорога, -твои псы меня не пускают с последним напутствием к убиенным воинам…
Думенко, молча потупившись в пол, просидел, согнувшись в кресле и слегка раскачиваясь, еще с минуту. Потом он резко поднялся, подошел вплотную к священнику, снизу вверх, сузив зрачки, пристально всматриваясь в него:
-Значить, мои орлы – псы, говоришь? Эхе-хе… Хорошо! Ты можешь исполнить свой долг, поп. Но при одном условии.
Он опять задумался, морща широкий лоб, всматриваясь в темень за окном. Не поворачивая головы, сказал глухо:
-Условие это… Я обскажу тебе там, на месте. Гришка! Готовь сани для батюшки. И конвой по коням!
С посеревшего от обильного снегопада неба уплыл, растворился куда-то еще недавно сиявший над спящими, израненными множественными воронками артиллерийских снарядов, персияновскими позициями мирный лунный свет.
Над свежевырытой пленными широкой траншеей, по обе ее стороны, лежали раздетые до окровавленного белья, чуть припорошенные снегом, несколько десятков трупов артиллеристов и пулеметчиков, накануне оборонявших от Второго конкорпуса персияновские высоты.Их посиневшие ступни нелепо топорщились, нависая над желтеющим глиной краем могилы. Вокруг еще дымился, догорал после недавнего боя кустарник, пламя изредка вырывалось то там, то тут, и тогда плясали и колыхались розовые тени от этих ступней по едва присыпанному снегом краю могилы и эта страшная ночная пляска мертвецов в ночной тишине отчего-то кольнула Гришке в самое нутро. Он вздрогнул, сплюнул через плечо. Всмотрелся в убитых. Некоторые были обезображены до неузнаваемости. Знакомых вроде не было.
Думенко, как всегда, по-молодецки соскочил с Панорамы, закинув повод