на районе не особо любили Вовчика, потому что он обладал игровой приставкой, мечтой любого мальчишки, а родители запрещали ему звать на игры «всякую шпану со двора». Вовчик жаждал признания, но получал только угрозы от хулиганов. Однажды он перестал ловить мячи в воротах: вдруг необъяснимо быстро разучился играть. Первую неделю ребята думали, что он не в форме. На вторую неделю они перестали брать его вратарем в игру. А играли они обычно против той самой «шпаны со двора»: те приходили на поле с ножами и стеклянными бутылками, которые могли в любой момент, если случится необходимость, превратиться в «розочки».
– Что не так, Вовчик? – взъелась на него команда, устав проигрывать.
– Если поймаешь, выебем! – обещала шпана из команды постоянных соперников.
Сандрик вспомнил, как услышал эту угрозу на одной из игр, когда Вовчик по тайному принуждению соперников вернулся в игру. И еще вспомнил его испуганные глаза: взгляд мальчика, у которого самая современная приставка, но страх, который чуют хулиганы.
В Сандрике росла ярость: игра в тот день не заладилась с самого начала. Вместо того чтобы следить за мячом, он сбивал с ног соперников, а потом наступал на лежачих или на бегу пинал их. Поднялась высокая желтая пыль, из которой, внезапно появляясь на пути, Сандрик выскакивал и сносил противника. Хотелось крови, спекающейся на горячем песке. Хотелось показать Вовчику, как справляться со своими страхами. В итоге на Сандрика, а заодно и на всю команду, ополчилась команда соперников. Их окружили со всех сторон рослые старшеклассники и, дико сопя, накинулись с битыми бутылками. Ребята не отделались бы легкими порезами, не выгляни из окон близстоящих панелек соседи. Отец Вовчика прокричал со своего этажа:
– Сука, сына не трогай! – И, напоказ размахивая беспроводным домашним телефоном, добавил: – Звоню в милицию! Подонки!
И подонки сразу рассосались по углам, незаметно выбираясь из квартала окольными путями.
– А ты – домой! – скомандовал Вовчику отец.
– Получи напоследок! – тихо процедил сквозь зубы Сандрик и съездил Вовчику по челюсти.
Ярости в нем не убавлялось, и он едва себя сдержал, чтобы не продолжить бить друга, упавшего на землю и на миг оторопевшего. Вовчик держался обеими руками за подбородок, ребята непонимающе уставились на Сандрика. Тот вытер рукой рассеченную бровь, стряхнул кисть, и кровь брызнула на желтый песок…
– … Соб-баки! – бросил Миша в экран телевизора, где крупным планом проступали сальные поры очередного чиновника, и осанка его стала еще прямее. Как будто он сейчас встанет, вот только досмотрит новостной эфир.
Голос отца вернул Сандрика в спальню. Под ним скрипел старый деревянный стул, в запотевших руках пошли волной тонкие страницы каталога. Он хотел и не решался что-нибудь сказать отцу. С каждым новым днем ему все чаще казалось, что между ними все же возможен мир. Что дело в нем самом, в Сандрике. Он тогда набирался смелости, пытался сосредоточиться на этом ощущении, но смелость постоянно куда-то