Амели Нотомб

Гигиена убийцы. Ртуть (сборник)


Скачать книгу

паузу, он заговорил проникновенно, словно открывая непосвященному тайный догмат:

      – Утром я просыпаюсь около восьми часов. Первым делом иду в туалет опорожнить мочевой пузырь и кишечник. Вам нужны подробности?

      – Нет-нет, я думаю, достаточно.

      – Тем лучше, потому что этот этап, хоть и неизбежно присутствующий в пищеварительном процессе, поверьте, более чем отвратителен.

      – Верю вам на слово.

      – Блаженны невидевшие и уверовавшие. Затем, присыпавшись тальком, я облачаюсь в халат.

      – Вы всегда его носите?

      – Да, переодеваюсь, только когда выхожу за покупками.

      – Вам в вашем состоянии не трудно все это проделывать?

      – Я привык за много лет. Одевшись, я отправляюсь в кухню и готовлю себе завтрак. Раньше, когда я проводил дни за письменным столом, мне было не до стряпни и я ел что попроще, например холодную требуху…

      – Холодную требуху с утра?

      – Я понимаю ваше удивление. Должен вам напомнить, что в ту пору я писал, и это поглощало меня целиком. Теперь меня и самого с души воротит при мысли о холодной требухе с утра. За двадцать лет я привык поджаривать ее в течение получаса на гусином жире.

      – Требуха на гусином жире? На завтрак?

      – Объедение.

      – И «Александр» на запивку?

      – Нет, за едой я не употребляю. В ту пору, когда я писал, я пил утром крепчайший кофе. Теперь же предпочитаю гоголь-моголь. После завтрака я выхожу за покупками, а потом стряпаю что-нибудь вкусненькое на обед: мозги в кляре, например, тушеные почки…

      – Изысканные десерты?

      – Редко. Напитки я пью только сладкие, поэтому десерта мне, как правило, не хочется. К тому же я люблю между трапезами погрызть карамельки. В молодости я предпочитал шотландские леденцы, исключительно твердые. Увы, с возрастом пришлось перейти на ириски, что, впрочем, не хуже. Ничто не сравнится с поистине чувственным ощущением вязкости, сопутствующим параличу челюстей, когда жуешь english toffee… Запишите, что я сейчас сказал, – по-моему, неплохо прозвучало.

      – Не стоит, диктофон пишет все.

      – Как? Нет, это свинство! Я, значит, даже не могу ляпнуть глупость?

      – Вы в жизни не сказали ни одной глупости, господин Тах.

      – Вы столь же льстец, сколь и кляузник, сударь.

      – Прошу вас, продолжайте ваш крестный путь по пищеварительному тракту.

      – Крестный путь по пищеварительному тракту? Удачно сказано. Вы, часом, не почерпнули это в одном из моих романов?

      – Нет, это мое.

      – Что-то не верится. Ей-богу, типичный Претекстат Тах. Было время, когда я помнил все свои книги наизусть… Увы, мы – ровесники нашей памяти, не так ли? А вовсе не сосудов, как говорят глупцы. Все-таки, «крестный путь по пищеварительному тракту», где же я мог это написать?

      – Знаете, господин Тах, если вы и написали, моей заслуги это не умаляет, поскольку я…

      Журналист осекся и прикусил язык.

      – Поскольку вы не прочли ни одной моей строчки, не так ли? Спасибо, молодой