попеременно то вверх, на вечернее небо, то вниз, на скользящие по водам суда, и в голубых глазах его сквозила возвышенная задумчивость, присущая поэтам. Рядом шагал юноша с лютней, шагал легко и изящно – словно прекрасная музыка в человечьем обличье. С другого же боку от вождя, с сияющим щитом и тяжёлым копьём, шёл грозный оруженосец, и было ясно, что никто и никогда не застанет его хозяина врасплох. Следом шумной толпой двигалась свита: темноволосые, горбоносые, вооружённые до зубов воины алчно зыркали туда-сюда при виде чужого, бьющего через край богатства. Кожа их была смугла, как у арабов, но одеты и вооружены они были куда лучше, чем дикие дети пустыни.
– Это обыкновенные варвары, – ответил жрец. – Он – маленький царёк, правит где-то среди гор, напротив Филистии. Сюда наведывается, потому что затеял построить город, Иебус, – хочет сделать его столицей. А раздобыть древесину, камень да и мастеровых по своему вкусу он может только в Тире. Юнец с лютней – его сын. Впрочем, всё это малоинтересно, мой господин. Пойдём лучше со мной в наружный придел храма. Там сидит жрица Астарты, пророчица Алага. Она предскажет, что ждёт тебя в Трое. Быть может, ты покинешь Тир ободрённый – как многие мужи, которым она оказала эту услугу.
Грека не пришлось долго уговаривать: в те времена его соплеменники всеми способами стремились заглянуть в будущее и с трепетом относились к оракулам, знамениям и приметам. Он последовал за жрецом в святилище, к знаменитой пифии – высокой, красивой женщине средних лет, восседавшей за каменным столом, на котором стояла то ли чаша, то ли поднос с песком. В правой руке она держала халцедоновое стило и чертила на гладком песке причудливые линии, а подбородком опиралась на другую руку. На вошедших она даже не взглянула – лишь рука задвигалась быстрее, выписывая палочки и зигзаги. Потом она вдруг заговорила: по-прежнему не поднимая глаз, высоким и странным голосом, чуть нараспев – точно ветер зашелестел среди листвы.
– Кто же ты, чужеземец, что пришёл к прислужнице великой Астарты? Что привело тебя в Тир, к Алаге?.. Вижу остров, что лежит к западу отсюда, и старца-отца, и жену твою, и сына, который ещё мал и не готов к битвам, и тебя самого – царя твоего народа. Верно ли говорю я?
– Да, жрица, это чистая правда, – подтвердил грек.
– Многие побывали здесь до тебя, но не встречала я мужа более славного. И через три тысячи лет люди будут ставить в пример твою отвагу и мудрость. Будут вспоминать верную жену твою, не забудут ни отца твоего, ни сына – их имена будут на людских устах, когда всё обратится в прах, когда падут величественный Сидон и царственный Тир.
– Алага! Ты шутишь! – воскликнул жрец.
– Я лишь изрекаю то, что диктуют небеса. Десять лет проведёшь ты в тщетных усилиях, потом победишь. Соратники твои почиют на лаврах, но не ты. Тебя ждут новые беды… Ах! – Пророчица вдруг вздрогнула, и рука её заработала ещё быстрее.
– Что случилось, Алага? – обеспокоился жрец.
Женщина подняла безумный вопрошающий взгляд. Но смотрела она не на жреца и не на грека, а мимо – на дверь в дальнем