своей компании, на виа Сан-Фермо 21, сразу за Ареной. Но радость супружества с самого начала была омрачена многочисленными недоразумениями с его семьей, в первую очередь связанными с финансовыми проблемами, и, к сожалению, это наложило несмываемый отпечаток на нашу жизнь. В любом случае, я не хочу обсуждать эту историю, слишком деликатную и личную. В декабре того же 1949-го года, я впервые торжественно открывала «Набукко»[34] оперный сезон неаполитанского театра «Сан-Карло»; затем меня пригласили на «Тристана» в Римскую оперу и одновременно с этим я приняла предложение спеть «Аиду» в Брешии. Помню, как маэстро Серафин отговаривал меня от таких подвигов тем более, что через две недели после моей «Аиды» Рената пела ее в «Ла Скале». Но я совершенно спокойно отнеслась к такому совпадению, и не сочла нужным отказываться от контракта с Брешией по такой пустячной причине. Так что мне пришлось мотаться на поезде из Брешии в столицу и обратно. В обмен на такие перегрузки я попросила миланское артистическое агентство об одном одолжении: достать мне костюмы и парики, которые я уже несколько раз носила в «Аиде», – они тогда брали их в аренду у портного во Флоренции. Мне, конечно, это клятвенно пообещали, но, костюмы не появились даже к генеральной. Зато синьора Скальвини, с которой мы давно не виделись, была на месте. Она захотела узнать причину моей явной тревоги и заверила меня, что возьмет это под личную ответственность и костюмы будут доставлены. Прошло еще два дня, и придя вечером на премьеру, я обнаружила балахон кирпично-красного шелка, доходивший мне до пят, с отверстием для головы посередине и швами по бокам. Все это чистая правда, и поверьте, я не преувеличиваю. Что уж говорить о парике, который подошёл бы, в лучшем случае, ребенку. В бешенстве – а что, разве у меня не было на то причин? – я наорала на синьору Скальвини, которая как раз в эту минуту появилась в моей гримерной: «Что за костюмы они вам всучили? Они просто над вами издеваются!»
Этот прискорбный инцидент все же не испортил спектакль, ибо, как всегда, в отчаянном положении у меня возникают отличные идеи. В последний момент – спектакль уже задерживался на полчаса – я вспомнила, что у певицы, назначенной на роль Амнерис (мне кажется, это была Пираззини) были не только костюмы от театра, но и свои собственные. Я решила померить театральные, и к счастью, они очень неплохо на мне смотрелись. Опять же к счастью, я брюнетка, а не блондинка. Поэтому я и спела той ночью Аиду без традиционного парика, уложив волосы в пышный пучок. Но сюрпризы на этом не закончились. Сразу после знаменитой арии «Cieli azzurri», в ту минуту, когда публика уже собиралась зааплодировать, кто-то с галёрки выкрикнул на брешианском диалекте: «Тихо, ария еще не закончилась». Оркестр замешкался на несколько мгновений, чего, как вы понимаете, было вполне достаточно, чтобы лишить меня аплодисментов перед закрытием занавеса[35]. Но всякий раз, когда я становлюсь жертвой несправедливости – и теперь я это знаю точно – в финале меня ждет теплый прием, настоящий