Но молчать не могу. Кутайсов в моем времени погиб еще утром – полез в бойню на Курганной батарее. Самое дело для артиллерийского генерала – шпажонкой махать. Нового начальника артиллерии назначить не сподобились, и треть русских орудий в Бородинской битве простояла в резерве, в то время как французские расстреливали наши шеренги практически безнаказанно. Оттого у армии, оборонявшей позиции, потери случились больше, чем у наступавших французов.
– Стоит попробовать, – говорит Сен-При. – Двести пушек не даст, но сотню возможно.
– Нужно подготовить для них позиции, – кивает Багратион и склоняется над картой.
Ну, вот, конструктивный разговор…
– Разрешите идти, ваше сиятельство?
– Идите! – машет князь рукой…
– Ты что? – обрушивается на меня Спешнев на улице. – Так дерзко! Я прямо похолодел. А если бы князь вспылил?
– Меня спросили – я ответил, – пожимаю плечами. – Не о том думаешь, Семен. Завтра, может, головы сложим, а ты про субординацию. Смерть, она не разбирает: рядовой ты или генерал. А смертей завтра будет много.
– Выживем! – крутит он головой. – В Смоленске хуже пришлось, и что? Уцелели.
Верит Семен в мою удачу. Мне бы так.
– Пойдем, доедим кашу, – предлагаю. – А то здесь не предложили. Жадные.
Семен хохочет. В его представлении получить кашу от генералов смешно. Хотя могли бы накормить. Завтра я их спасать буду – обоих. В моем времени Багратион получил на Бородинском поле тяжелое ранение в ногу, приведшее к смерти, а Сен-При контузило. Как буду спасать? Не скажу. Возможно, не получится, но попытаться стоит. Иначе никогда себе не прощу…
Спал я на удивление крепко. Проснулся на рассвете. Некоторое время лежал на шинели, прислушиваясь и всматриваясь. Окрестности заволок туман. Он стоял густой пеленой, скрывая предметы и людей уже в десятке шагов. Ну, так осень. По местному календарю, 1-е сентября. В моем времени Бородинская битва началась 26 августа, и утром был туман. Потом солнце разогнало его. Даты сместились, но это не повлияло на события. Осень в 1812 году выдалась теплой.
В молочной пелене слышно звяканье котелков и негромкий говор егерей. Дежурные сходили за водой, и сейчас будут варить кашу. Угадал: неподалеку, в бело-серой пелене блеснул красный отсвет костра. Достаю из кармана часы – четыре утра, даже четыре пятнадцать. Хотя, кто знает, сколько на самом деле? Точного времени здесь не существует, офицеры выставляют часы по хронометру командующего. Он здесь задает время.
Сажусь, наворачиваю портянки и натягиваю сапоги. Многие офицеры носят чулки, но мне такого не надо. Лучше портянок для сапог ничего не придумали. Чулок может сбиться и натереть ногу. Его нужно менять каждый день, иначе, заскорузлый от пота, даст тот же эффект. А вот портянка длинная, и на ней можно чередовать места, прилегающие к стопе. В советской армии, по словам деда, солдатам меняли портянки раз в неделю – и ничего, с ногами был порядок.
Из тумана возникает фигура в сером мундире и таком же колпаке. Пахом.
– Здравия желаю,