над водой.
Мы напополам ночь держали с дежурным офицером. Была моя очередь. Стою – в этой своей парадке – голландке со всеми значками, бескозырке, штанах черных, хромовых ботинках. Хожу туда-сюда. Захожу на ют. А с юта – трап подан на пирс. Стою, любуюсь ночным Владивостоком. После всех этих наших морей и островов – хоть и не Лас-Вегас – но выглядит очень эффектно. Закурил – и тут слышу слева от себя странный голос, «заговорщицкий» какой-то, низкий и хриплый. И этот голос говорит – маняще и тихо:
– Военный! Эй, военный!
Я огляделся. Других военных, кроме меня, поблизости не было. Я посмотрел вниз, через борт, – туда, где эта подлодка…
А там люк какой-то на палубе открыт, и оттуда – грязная башка торчит в черной пилотке, – замызганный какой-то подводник. Я ему и говорю не очень дружелюбно:
– Ты это меня, что ли?
– Ну, тебя, тебя, военный!
Я говорю:
– Чего надо?
Высунулась вторая голова.
– Военный, курева дай!
У меня пачка «Примы» была почти полная, но последняя. Решил поделиться. Морская солидарность. Но как им передать? И решил я кинуть всю пачку, чтобы они взяли, сколько им надо, а потом мне обратно кинули. Бросил я им пачку. Удачно. Они поймали, да только почему-то закуривать не стали, а один так просто взял – и нагло засунул ее себе в нагрудный карман! Я говорю:
– Алё, ты чего это, командир?
А он в ответ:
– Так. У тебя еще есть.
Я говорю:
– Да нету у меня ничего. Мы только что пришли. Наболтались черте где. Возьмите, сколько надо, а пачку сюда бросайте.
Раздался хриплый смешок:
– Ни хуя, военный! Иди к нам!
Я говорю:
– Это еще зачем?
– А то вдруг не добросим. Потонет же курево. Жалко. Иди к нам!
И пальцем меня манит, черт!
Делать нечего. Спустился я по трапу на пирс. У них такой же трап – на лодку. Я прошел. Гляжу: из люка торчат две башки чумазые – только глаза сверкают, да кружка белая эмалированная. Пальцами меня манят. Я подошел.
– Третьим будешь! – прохрипел первый подводник.
Я говорю:
– Не, я пить не буду. Давайте сигареты, и я пошел.
А он вдруг заявляет:
– А щас как закричу!
И второй:
– Как закричим!
Первый тихо засмеялся:
– Ну, ты попал, военный!
Понял я свое незавидное положение. Наш борт стоял вплотную рядом с ними. У нас – иллюминаторы настежь, потому что тепло. Если закричат, кто-нибудь высунется – и увидит, что на соседней подводной лодке, бросив корабль на произвол судьбы, похерив Родину и честь военного моряка, проводит свое дежурство дежурный по кораблю. Это будет большая беда, сравнимая только с расстрелом. Я говорю примирительно:
– Да ладно вам орать! Ну? Тихо! Чего вы?
И присел перед ними на корточки, чтобы вровень быть. А первый мне кружку сует:
– Давай, давай! Пей!
В одной руке держит мои сигареты, в другой – это самое пойло. Соблазняет. Компания им,