объяснить это вам, милорд, не хватит вечности.
Брэндон уже на ногах. Больше всего на свете ему хочется убраться восвояси. Норфолку подъем дается тяжелее. Нога подворачивается, он с силой наступает на камыш, которым устлан пол, кряхтит, рука молотит по воздуху. Чарльз подхватывает его под локоть:
– Держись крепче, Говард, я тебя подниму.
Норфолк отпихивает его:
– Отпусти меня! Это судорога. – Герцог не желает признавать возраст.
Он обходит герцогов – позвольте, милорд Суффолк, – обхватывает Томаса Говарда обеими руками сзади и небрежным рывком поднимает на ноги. Его сердце поет.
– Итак, – говорит Мария. – Я слышала, теперь вы хранитель малой королевской печати. А что случилось с Томасом Болейном?
– Король разрешил ему удалиться в Сассекс и жить в мире и покое.
Она презрительно фыркает, трет лоб, – кажется, даже сетка ее раздражает.
– Болейн, в отличие от Томаса Говарда, всегда был любезен с моей матерью. Никогда не оскорблял ее, по крайней мере в глаза. И все-таки он холодный и себялюбивый человек и водит компанию с еретиками. Король милостив.
– Некоторые говорят, даже слишком.
Это предупреждение. Она не слышит его:
– Вы стали таким влиятельным, лорд Кромвель. Возможно, вы были таким всегда, только мы этого не замечали. Кому ведомы замыслы Господа?
Только не мне, думает он.
– Я велел Кэрью написать вам. Полагаю, он написал?
– Да, сэр Николас дал мне совет.
– Который вас разочаровал.
– Который удивил меня. Видите ли, милорд, я знаю, что он принес присягу, несмотря на то что поддерживал мою мать. Я думаю, все, кто остался в живых, ее принесли.
Не все, думает он. Бесс Даррелл не принесла. Любовница Тома Уайетта.
– Миледи Солсбери подписала, и ее сын лорд Монтегю, лорд Эксетер и все Куртенэ. Покуда была жива Анна Болейн, им приходилось перед нею склоняться. Но я думала, после ее смерти им незачем скрывать свои истинные мысли. Почему не сказать прямо, что отец должен примириться с Римом? Почему не помочь мне вернуть отцовское расположение, а также мои права и титул? Я не знала, что король будет упорствовать в своих заблуждениях, не знала…
Что вокруг столько робких сердец? Столько соглашателей, честолюбцев и трусов?
– Они предоставили отдуваться вам, – говорит он. – А сами по привычке спрятались.
– С тех пор как я получила эти советы от моих друзей – такие отличные от того, что они говорили раньше, – я почувствовала себя очень одинокой, милорд.
Она идет к нему – он успел забыть, какая она неуклюжая, тычется, словно слепая. На низком столике стеклянный графин в серебре. Она замечает его, делает шаг вбок, хватается за столик, он наклоняется, плещется вино – багряная волна заливает белую льняную скатерть.
– Ой! – вскрикивает Мария, хватает графин, тот выскальзывает из ее пальцев…
– Оставьте, – говорит он.
Она в ужасе смотрит себе под ноги, шарахается от осколков:
– Это