Память, сука, очень злая.
Место ставшее новым «домом» не сулило ничего радужного. Вечно голодные до любви, ласки и нормального отношения дети. Через-чур ранний секс, безнаказанные изнасилования, дедовщина и зависть. При чем, не важно, что поспособствовало. То ли найденная стекляшка в общей песочнице, то ли приходящие смотреть, которых ты вдруг заинтересовал. Вечная злоба и боль. Ненависть на весь мир и желание вылезти из этой зловонной жижи. Вот что такое детский дом. По достижению восемнадцати лет ты уже поломан как физически, так и морально.
Была у нас нянька Зинка по кличке Муха – та еще сука. Детей она просто ненавидела, при чем, не пыталась этого скрывать. Унижала, гнобила и всячески издевалась особенно над соплюхами. Ведь старшие могли дать отпор, но опять же не всем. Меня Муха обходила стороной, даже взгляда не переносила, да и вообще редко кто выдерживал, как и сейчас собственно.
В день, когда мне стукнуло шестнадцать, в нашем аду появилось новое лицо. Белокурая девчонка в красивом ажурном платье, белоснежных колготках и лаковых туфельках с бантами. Ее глаза метались по лицам детей, отвратным желтым стенам и посеревшим занавескам, а пальцы комкали подол платья до белизны в костяшках.
Мне хватило секунды, что бы понять – она не выживет здесь. Этакий комнатный цветочек, который всю жизнь холили и лелеяли, а тут резко вырвали с корнем и бросили на грязный асфальт под ступни прохожих.
К своим шестнадцати я уже был старожилом этих стен и заработал определенную репутацию. Драки, бесконечные потасовки и выяснение отношений – без этого никуда. Поэтому решил взять кроху под свою опеку. Не знаю, чем тогда руководствовался, просто принял решение, что не дам ее обидеть. На сам цветочек я планов не имел.
Ей всего двенадцать – совсем еще глупышка. Хотя в этом возрасте многие присутствующие здесь девчонки – уже давно не невинны, и в большинстве не по своей воле.
Своего светлячка я оберегал ровно месяц и даже привязался к ней, как к сестренке, которой никогда не было. А потом ее забрали, что не удивительно. Хотя в таком возрасте удочеряют редко, предпочитают малышей, которые как чистый лист.
Со светлячком же дело обстояло иначе. Мы много с ней общались. Сначала она меня боялась, а после не отходила и на шаг, бегала как хвостик. За что и получила это шрам на ладошке. Софка – дура приревновала, решила устроить ей темную, что, в общем-то, норма для здешних. Но я вовремя успел, и мой хвостик отделался лишь неглубоким порезом.
Малышка оказалась дочкой богачей, ее родители погибли в автокатастрофе, других родственников вроде как не было. А через месяц она меня покинула. Ее забрали.
В день прощания девчонка поцеловала меня в щеку и сказала «Рус, я всегда буду тебя помнить… и любить». Я тогда лишь хмыкнул и приобнял ее. Забудет она и меня, и эти дни как страшный сон.
Я бы хотел забыть весь ужас, что тут творился. Но уже не смогу. А у нее еще есть шанс.
Как