И вместе с ним уходили его верные воины. Но поколебался он на миг и оглянулся на миг, что совсем не приличествовало протоколу. Блеск, победоносный блеск преследовал его. То была холодная дочь короля. Но был ли холод?
6
– Ну, как тебе король? – спросил хан Аурик у Джэндэ, когда они направились в покои для иноземных послов.
– Два разных человека. Один надменный, другой жадный, – с изрядной долей презрения ответил командир чёрной гвардии.
– Ты имеешь в виду до и после «синей звезды»?
– Точно так, мой хан.
– Будет ли сопутствовать нам успех?
– Тяжёлыми будут переговоры, тяжёлыми. Нет у нас такой силы, каким располагал твой дед.
– Король понимает этот расклад. Да, есть представление, что нас ждёт.
– Был ли среди знати твой дед по материнской линии?
– Кажется мне, я не видел там деда по материнской линии.
– Скажи мой хан, почему ты доверил мне такую почётную миссию, как преподнести сей дар принцессе, думаю, старшей дочери короля, – вроде спросил ненароком Джэндэ, будто в надежде свернуть с наезженной мысленной колеи.
– Мне показалось, что она полностью разделяет линию отца и потому надменна. И так хотелось ей преподнести что-то такое памятное, так, что пусть сердце закипит от досады, – говорил хан, вдаваясь всё больше в задумчивость.
– Я старался и ты видел это, мой хан. Но добился ли ты своего?
– Пожалуй, нет.
Было от чего задуматься хану. Неизвестно что проникло в его сердце, осталось занозой и отдалось тупой болью, покрытой тайной неведомого состояния. Так и повис перед глазами образ её в разных проявлениях, которые обозначила она на торжественном приёме, торжественном ли. Но ведь начинала партию не она? Но вот конец остался за ней. Но какой? В век не забыть эти глаза. Что было в них? Превосходство? Или же…? Не понять, не узнать. И почему-то против воли своего, может, изнываемый внутренним желанием, как-то неподвластным ему, захотел он какого-то подобия реванша. Но почему?
Вот это «или же» не давало ему покоя, и долго он не мог заснуть, ибо не мог изгнать из памяти своей те искорки беснующего огня, что так исторгались из глаз её. И не хотел он признать, что изумительны были глаза эти, от которых так и вселилось в сердце его одно лишь беспокойство, сродни волнению, которого он никогда не знал. Лишь под утро он заснул таки крепким сном.
На следующий день он прогуливался по королевскому двору, когда подошёл к нему неказистого вида старик. Одет он был в мантию, на голове же какой-то странный убор, с прямыми гранями, напоминавшим скорее колпак. Он был там, в тронном зале, немного убогим посреди этой пышной аристократии, потому и бросался в глаза вот эта скромность одежды. Но Аурик запомнил его не этому убору, а вот по этим глазам, измождённым страданиями, которых, по всей вероятности, пришлось ему немало пережить. Он скользнул мимоходом по этим глазам и прошёл дальше, но запомнил, и чем-то запало это в душу, оставиви там малое, но всё, же, место. А ведь приглядись