лист бумаги, вырванный из обычного блокнота для записей который можно было купить в любом канцелярском отделе. Все это можно было сравнить с игрой фокусника, демонстрирующего свои пассы, забирая все внимание собравшейся публики на своих магических приемах. Сначала фото, теперь вот лист, исписанный простой ручкой для письма. Я протянул руку и поднес листок для чтения. Почерк вполне понятный, слегка размашистый. У некоторых моих студентов манера письма была и похуже, почти как у медиков, выписывающих рецепты, – одни сплошные закорючки.
«Здравствуй, Вадим! Пишу тебе письмо, решив прибегнуть к старому и проверенному способу.
Хочу сразу тебе сказать, что побудило меня написать тебе письмо – это последние события, о которых я узнал совершенно случайно. Мне больно осознавать, что все мы стали непосредственными участниками и заложниками прошлого. Вся реальность случившегося с нами связала нас в тесный клубок. Клубок, сотканный изо лжи и молчания. Мы закупорили сковывающею нас тайну на долгие годы. Продолжать можно долго, но от этого легче никому не станет. Мы жили своей жизнью, как будто ничего и не было, но каждый проживал ее по – своему. Позабытый всеми нами «миф». Теперь же все изменилось. И смерть Зинаиды – тому явное подтверждение. Это был первый сигнал. Закон бумеранга никто не отменял. Нам все вернулось…»
Я закончил читать это странное, недописанное письмо, а мои мысли моментально образовались в рой вопросов, на которые я естественно ожидал услышать ответы. Если я не ошибаюсь, то в письме упоминалась моя родная мать. Фотография только подтверждала мой первый итог. Что за тайны хранит письмо? О каком «клубке, сотканном изо лжи и молчания» упоминает неизвестный? И эта странная фраза «нам все вернулось»? Зачем было метить пятерых? Почему не всех? И что он хотел сказать о смерти моей матери? Смерть ее – подтверждение чего? И самый главный вопрос: «Кто автор этих строк»? Совершенно ничего не понятно. Сплошная абракадабра. Сплетенный узел, который не разорвать. Понятное дело, что теперь мне было не до еды. Я уставился на сестру, в надежде получить любое, даже маломальское объяснение.
– Рассказывай, – с нажимом в голосе произнес я сестре, кивая на письмо незнакомца и черно-белую фотографию, выступающая как некое приложение. Однозначно все это было взаимосвязано. Во мне в первую очередь сработал рефлекс педагога, вернее историка, который предпочитал во всем ясность и точность изложенных фактов и событий, смешиваясь с чувством тревожной мнительности.
– Откуда у тебя все это? – повторил я свой жест, направленный на лист и снимок. Два предмета содержащих в себе прежде всего эффект неожиданности и некой тайны. Или я все-таки преувеличиваю?
К чести, Мирославы первая волна потрясения в отличие от меня у нее уже прошла. К тому же она владела большей информацией, чем я.
Сестра выдержала паузу, дав мне ясно понять, что к подобным и вполне логичным вопросам она была готова. Но ее ответ, вернее вопрос, застал меня врасплох. Почему она оттягивает момент? Непонятное