Все слуги любили своих хозяев. Смерть молодой госпожи они переживали так, будто умерла их кровная родственница.
Теперь же отошел в мир иной хозяин, и дворня даже представить себе не могла, что ждет их впереди.
Марфа только хотела отдать приказание разбудить Василия, как он сам появился в дверях. Хмель еще не выветрился из его головы и глаза были налиты кровью.
– Что здесь творится, черт возьми! – гневно рявкнул Василий, оглядев притихших слуг.
– Не кричи, Василий! – прервала его Марфа.
– А ты мне не приказывай, что делать, глупая баба, – напустился на жену Василий. – Скажи лучше, какого дьявола в такую рань мне спать не дают.
– Степан удавился… – тихо сказала Марфа. Силы оставили ее, и она бессильно опустилась на лавку.
Василий молчал некоторое время, переваривая услышанное, потом зло сплюнул на пол.
– Всегда я знал, что он слюнтяй мягкотелый! – зло буркнул Василий. – Где удавился-то?
– В конюшне, – подал голос кто-то из слуг. – Там, на вожжах висит.
– Что же делать-то теперь, Господи! – запричитала та самая служанка, что принесла Марфе ужасную весть.
– Из петли вынимать, что ж тут еще сделаешь! – проворчал Василий.
Так в доме, в котором еще совсем недавно так часто звучал смех, чьи хозяева были счастливы, поселилось горе. Второй раз настежь открылись широкие дубовые ворота, и отправился хозяин в последний путь. Второй раз за короткой время собрался честной народ за длинные столы, помянуть хозяев дома сего.
После похорон терем заколотили. Василий порешил для себя продать несчастливое жилище при первом же удобном случае. Так как отец Степана скончался за год до сына своего, все Степановы владения перешли к малолетней Настеньке, названной так в память о покойной матери.
Марфа взяла все заботы о внучке-сиротке на себя и скоро обустроила ее с кормилицей в самой светлой, самой красивой палате своего терема, и сама пропадала там дни и ночи.
Василий же на внучку никакого внимания не обращал. Какая в ней сейчас радость, в такой несмысленной! Вот как подрастет, станет похожей на дочку Настеньку – другое дело. Да и недосуг ему было – прибавилось забот в Думе боярской. Прибрал Бог правительницу Елену, и то бы не беда – ужасы, которыми сопровождалось ее правление, отворотили от нее народную любовь. Многие думали, что не своей смертью она умерла – была, вроде, здорова, в самой цветущей поре… Но доискиваться не стали, а поставили у власти князя Ивана Васильевича Шуйского. Увы, бедная Россия еще более терпела при нем – зол и жаден был новый правитель, горд и дерзок не только с боярами, но даже и с самим малолетним государем… Оставалось молиться и ждать, когда Иоанн подрастет и сам возьмется за власть.
Но среди ежедневных забот была у Василия и иная дума, светлая. Все не шла у него из головы красавица-мужичка, сыну которой пришлось ему стать крестным отцом в ту памятную метельную ночь. Когда умерла дочь, Василий словно бы и позабыл о хозяюшке, но крепко, видать, она запала ему в душу – вспомнилась теперь и не давала покою.
Как