Если начал что-то делать, то уж до конца. Это у него было вроде как такое моральное правило. Порядочный был до невозможности. И планку для себя ставил очень высоко».
«Сразу стало понятно, что человек он умный и образованный, – вспоминает Уэстерберг, допивая третий по счету коктейль. – Много читал. Умными словами говорил. Мне кажется, что и в беду он попал отчасти оттого, что слишком уж много думал. Иногда он прямо голову был готов себе сломать, стараясь понять этот мир, разобраться, почему люди столько зла друг другу делают. Я ему пару раз попытался втолковать, что не стоит так уж глубоко во всем этом ковыряться, но Алекс на каждом вопросе просто зацикливался и к следующему не мог перейти, пока не найдет абсолютно верный ответ на предыдущий».
В какой-то момент Уэстербергу на глаза попалась налоговая декларация парня, и он узнал, что по-настоящему его зовут не Алекс, а Крис. «Он так и не объяснил, почему поменял имя, – говорит Уэстерберг. – Из его рассказов было ясно, что он по какой-то причине не ладит со своими родными, но я в чужие дела лезть не люблю и поэтому никаких допросов ему не устраивал».
Если Маккэндлесс и чувствовал отчужденность от своих родителей, братьев и сестер, то новую семью он нашел в Уэстерберге и его работниках, в большинстве своем живших в доме Уэстерберга в паре кварталов от центра Картаге. Это был простой двухэтажный особняк викторианского стиля с большим тополем на переднем дворе. Жили четыре или пять его обитателей весело и бесшабашно. Они по очереди готовили еду, вместе ходили выпивать в бар и вместе ухлестывали за девушками (правда, без особого успеха).
Маккэндлесс быстро прикипел к Картаге. Ему нравилось безвременье города, плебейские добродетели и непритязательность манер его жителей. Городок был тихой заводью, неподвластной течению жизни, своеобразным убежищем для неприкаянных, и это как нельзя больше его устраивало. И с Картаге, и с Уэйном Уэстербергом в ту осень у него завязались особые отношения, которые он сохранил до конца жизни.
Уэстерберга в Картаге еще совсем ребенком привезли приемные родители. Теперь, на четвертом десятке, он превратился в самого настоящего «человека эпохи Возрождения»: он был и фермером, и сварщиком, и бизнесменом, и станочником, и мастером-механиком, и лицензированным пилотом, и программистом, а еще чинил всяческую электронику и игровые приставки. Однако незадолго до встречи с Маккэндлессом из-за одного из этих талантов у него начались неприятности с законом.
Уэстерберга втянули в аферу по изготовлению и продаже «пиратских» ресиверов, при помощи которых люди могли бесплатно смотреть спутниковое телевидение. Узнавшие об этой схеме фэбээровцы устроили «контрольную закупку», и Уэстерберг попал под арест. Раскаявшийся Уэйн признал свою вину по одному эпизоду, чтобы избежать более серьезного наказания, и 10 октября 1990 года, то есть через пару недель после приезда Маккэндлесса в Картаге, был вынужден отправиться на четырехмесячную отсидку в тюрьме