великой ложе Берлина теософ и шарлатан Веллнер.
Это странное состояние умов перешло и в Россию. Доктрины теософов проникли из Германии в замки курляндских баронов: там занимались вызыванием духов, астрологией, алхимией, магией. Далее мистические учения распространились в Петербурге и Москве. Здесь увлеклись мечтаниями Сведенборга. Еще около 1765 года знаменитый адепт магии, составитель гороскопов и вызыватель духов граф де Сен-Жермен[11] волновал чудесными историями своими аристократию Петербурга. В 1779 году Петербург посетил Месмер[12] и увлек многих темным учением о мировой жидкости, о цепи живых существ, о токах, скопляемых сильной волей человека. Только и говорили, что о чудесных исцелениях, совершенных Месмером. Скоро масонские ложи чрезвычайно размножились. П. Дешамп в одном из своих сочинений утверждал, что в 1787 году в России считалось 145 лож, а в Польше – 75. Особенно сильно было влияние на русское масонство Сен-Мартена[13]. Книга его «О заблуждении и истине» была переведена, хотя и с пропусками многих мест, на русский язык.
Мечтательный, экзальтированный великий князь Павел Петрович увлекся мистикой: он любил мистерии, оккультные ассоциации, адептов и книги, проповедовавшие эти идеи. К тому же все принцы той эпохи знались с очарователями. Шведский король был напитан мистикой и окружен ясновидящими; его брат герцог Зюдерманландский по ночам в пустынных парках совершал таинственные заклинания. Интимным другом Павла Петровича, ведшим с ним сердечную переписку, был прусский король Фридрих-Вильгельм, всецело преданный теургии[14] и герметическим наукам, который, едва вступив на престол, окружил себя магами, духовидцами и теософами. Два авантюриста высокой марки, Веллнер и Бишофвердер, наставляли наследника Фридриха Великого в оккультных науках. Влияние розенкрейцеров и роль престидижитаторов[15] в Европе была огромна. Павел Петрович, несомненно, находился под сильнейшим влиянием берлинских иллюминатов. Кроме того, во время заграничного путешествия он посетил в Швейцарии Лафатера и потом переписывался с ним. Что касается Сен-Мартена, то он был весьма близок с августейшим семейством герцогов Вюртемберг-Монбельяров. Сен-Мартен имел в числе наиболее усердных учеников многих членов высшей аристократии. Одним из многочисленных русских друзей основателя секты мартинистов, приобретенных им в Лондоне, был Кошелев. Последний и представил Сен-Мартена ко двору замка Монбельяров; августейшая родительница Марии Федоровны[16] прониклась к нему обожанием. Философ, русский вельможа и принцесса завтракали втроем в гроте Этюпа и вели сладостную беседу.
Насколько велико было влияние герметизма[17] и теософии на русскую аристократию, видно из того, что оно продолжалось и в XIX веке, даже еще в царствование императора Николая Павловича. «Влияние энциклопедистов на двор Екатерины II миновало, уступив место разного рода попыткам, – говорит в своих воспоминаниях граф В.А. Соллогуб. –