Сталинградская метель. Владимир Панин

беда не приходит одна, но, как показывает практика, и удача не ходит в одиночку. Не успел Рокоссовский порадоваться сообщению Мехлиса по поводу передачи 3-й гвардейской армии, как его порадовали разведчики генерала Зенковича, добывшие ценного языка.

      К сожалению, погоны его украшал майорский галун, и занимал он сугубо тыловую интендантскую должность, но бумаги, лежавшие в его облезлом кожаном портфеле, оказались на вес золота.

      Когда Рокоссовский ознакомился с протоколом допроса пленного, он сначала не поверил.

      – Ваши орлы все верно перевели, Александр Аверьянович? Или этот… – комфронта заглянул в листы протокола, – майор Штиглиц путает со страху за свою шкуру? Наговаривает, цену себе набивает. Сразу объявил себя сочувствующим коммунистам.

      – В отношении сочувствия точно врет, товарищ командующий, неоткуда ему взяться при его послужном списке, а вот факты, приведенные им, похоже, соответствует действительности.

      – Какой действительности?! – возмутился Мехлис, который также ознакомился с протоколом допроса и был изумлен ничуть не меньше командующего фронта. – Вранье сплошное, да и только!

      Заместитель наркома обороны требовательно посмотрел на Зенковича. Мехлис, подобно Рокоссовскому, был знаком с Александром Аверьяновичем с Крымского фронта и был о нем хорошего мнения. Летом сорок второго Зенкович получил тяжелое ранение и был эвакуирован на Большую землю.

      После окончания лечения был направлен на работу в тылу, но по протекции Льва Захаровича получил назначение на фронт к Рокоссовскому вместе с генеральским званием. Подобно вождю, Мехлис считал, что стоящих людей следует поощрять.

      Зенкович был многим обязан заместителю наркома обороны, который с легкостью мог поменять свое мнение о человеке, но он твердо стоял на своем.