Михаилу, покровителю бакалейщиков, попросить, чтобы он наставил ее в вопросе закупки провизии. Мы спросили, существует ли святой покровитель поваров, но сестра Поликарпа сказала, что ее проблема лежит глубже: один Господь ведает, что сестра Антония способна положить в кастрюлю.
– И у вас заготовлены присказки на все случаи жизни?
– Конечно, но мы проговариваем их про себя, чтобы не обижать ее. За исключением матери Перпетуи. Она отчитывает сестру Антонию вслух.
– Не сомневаюсь.
– Однако сестра Антония очень смиренная, она никогда не дает ей отпора.
– Ей это ни к чему. У нее есть другие способы отомстить.
Взошла луна, тонкий ломтик света над уступами. Джадд Макэвой, одинокая фигура в вязаном жилете, ровнял землю над святой Агатой.
– Это вы, Джадд? – спросил отец Ангуин. – Я вас не заметил.
– Я трудился в поте лица, – ответил Джадд Макэвой. – Скромно и не привлекая внимания. У вас не было причин заметить меня в числе прочих.
– Обычно я вас замечаю.
Отец Ангуин отвернулся. Сестре Филомене показалось, что он смущен.
– Я предпочитаю знать, где вы находитесь, Джадд, – произнес священник себе под нос, затем сказал громче: – Разве вы не собираетесь отведать коврижки вместе с остальными?
– Я немедленно ухожу, – сказал Джадд, – дабы ни в чем не отрываться от собратьев.
Он стряхнул землю с лопаты и выпрямился.
– Вы должны признать, отче, что статуи зарыты надежно. Я мог бы начертить план, чтобы знать, где какая лежит. Вдруг епископ передумает, и некоторые придется выкопать.
– Незачем, – ответил священник, переминаясь с ноги на ногу. – Я и так запомню. Я не перепутаю.
– Как будет угодно. – Макэвой холодно улыбнулся и надел кепку. – Тогда я пошел к остальным.
Члены братства чинно попрощались и гуськом побрели к школе. В благоуханном вечернем воздухе разносилось их бормотание: «Святейшее сердце Иисуса, помоги мне съесть эту коврижку». Отец Ангуин смотрел им вслед. Макэвой, оглядываясь, шел вместе со всеми. Когда он скрылся за поворотом, сестра Филомена услышала, как отец Ангуин выдохнул. Лицо священника разгладилось.
– Зайдем в церковь на минуту, – сказал он.
Кивнув, сестра Филомена последовала за ним. На паперти залегли вечерние тени. Каменные плиты холодили ступни, комья земли валялись в проходах.
– Утром я тут приберу, – глухо промолвила сестра Филомена.
Они огляделись. Без статуй церковь казалась маленькой и убогой, углы бесстыдно обнажились.
– Казалось бы, тут должно стать просторнее, – промолвила сестра Филомена, читая мысли священника. – Хотя церковь и так немаленькая. В детстве, когда умерла моя тетя Димфна, мы вытащили во двор ее кровать и шкаф, а когда вернулись в комнату, она показалась нам размером с курятник. И моя мать сказала: «Ах ты Господи, как же Димфна вместе со всеми ее красивыми платьями умудрялась здесь жить?»
– Отчего она умерла?
– Димфна? От легких. Там,