слегка хмурил брови, смотрел куда-то в пространство и выглядел очень круто. Не хватало только прикурить трубку, надвинуть на лоб стильную кепи и устроиться в кресле-качалке возле камина. Его предложения становились сложноподчиненными и довольно длинными, поэтому нужно было слушать внимательно, чтобы не потерять нить.
– Не видела, значит. Так я и думал. А это у нас уже называют бездоказательное обвинение. Более того, ты своими руками испортила имущество беспочвенно обвиненного тобой человека и объявила ему бойкот в качестве наказания. Другими словами, свершила над ним самосуд, и не то чтобы извиниться, даже выслушать его не подумала, – закончил Андрей Иванович.
Умел он донести мысль до дочери доходчиво. Наконец, Линда действительно всерьез задумалась. Вспомнила недоумевающий взгляд Билла, залитого сладким, липким коктейлем, а еще сегодня перед домом… Он и вправду выглядел удивленным, и, кажется, даже немножко разозлился. Может, он, на самом деле, оказался незаслуженно обруган?
– Начало доходить теперь? – поинтересовался отец. – По-моему, если здесь кому-то и стоит сделать шаг к примирению, то она сидит передо мной… А поступок Билла, учитывая рассказанное тобой, заслуживает уважения. Думаю, только благодаря тому, что вы с детства друг друга знаете, ему хватило терпения и понимания, чтобы прийти сюда и попытаться продолжить общение с тобой. Только посмотри на свое поведение со стороны.
Щеки Линды внезапно залил пунцовый румянец. Она действительно красочно представила себя чужими глазами – глазами того, на кого всегда пыталась произвести наилучшее впечатление, и теперь ей стало совсем не по себе. К тому же смущало, как очевидно отец намекал на то, что ее симпатия к Биллу была взаимной.
Он мягко похлопал свою такую еще несмышленую малышку по макушке. В глубине души он желал парочке счастья, хоть и никогда не говорил этого прямо.
Соседский мальчишка с самого начала пришелся ему по душе, напоминая себя самого в юности. К тому же, полковник хорошо знал его непростую историю. Родители мальчика попали в страшную автомобильную аварию и скончались на месте, когда тот был совсем еще ребенком. Несколько месяцев он провел в детдоме, пока сжалившаяся над любимым подопечным учительница английского обегала все инстанции, пытаясь оформить документы на усыновление, и в итоге все-таки пошла по пути наименьшего сопротивления, заключив фиктивный брак с преподавателем труда. Отчаянный поступок оказался судьбоносным и перерос со временем в уважение, а затем и в большую любовь, породив новую счастливую ячейку общества. Но все же, несмотря на максимально благоприятный из возможных исходов, трагедия, через которую пришлось пройти мальчику, отпечаталась в его характере незаживающим шрамом. С тех пор доселе невероятно жизнелюбивый ребенок разучился радоваться громко, показывать свои стремления и открыто выражать мысли, будто боясь потерять нечто важное, не веря, что в этой жизни что-либо может по-настоящему принадлежать ему. Уже выросший парень, может, порой и вел себя вызывающе,