после того как пресытишься за ночь тренером местной футбольной команды. Что… Бог мой! Опять покраснел! Ты хоть что-нибудь знаешь о девушках?
– Не слишком много.
– Сколько их у тебя было?
– Не много.
– Значит, одна, – догадалась Констанция и фыркнула, когда я вздернул голову. – Где она сейчас?
– В Мехико-Сити.
– Когда вернется?
– Через десять дней.
– Скучаешь? Любишь ее?
– Да.
– Небось хочется позвонить ей, проболтать всю ночь, чтобы хоть ее голос уберег тебя от такого дьявола, как я?
– Да вовсе я вас не боюсь.
– Черта с два, еще как боишься! Веришь в теплоту тел?
– Что?
– В теплоту тел! В секс без секса? В объятия. В то, что можешь согреть эту старую ядовитую ящерицу своим теплом и не потерять при этом невинность. Просто обнять и прижать к себе покрепче. А теперь смотри на потолок, там все и будет происходить. Кино до самого утра, пока солнце не встанет, как член у Френсиса Бушмана[97]. Ой, прости! Черт бы меня побрал! Ну иди, сынок. Будем греться.
Констанция опустилась на подушки, потянула меня за собой и тут же нажала какую-то кнопку на пульте, вмонтированном в пол. Погасла последняя лампа. Зажужжал шестнадцатимиллиметровый проектор. На потолке заплясали тени.
– Смотри. Как тебе это нравится?
Вздернув красивый нос, она показала на потолок.
Там двадцать семь лет тому назад Констанция Раттиган закурила сигарету.
Здесь, рядом со мной, реальная Констанция Раттиган выпустила изо рта облачко дыма.
– Ну и сука же я была! – проговорила она.
Я проснулся на рассвете, не веря, что я здесь. Проснулся, чувствуя себя необыкновенно счастливым, словно ночью случилось что-то замечательное. Но ничего не случилось, просто я спал на роскошных подушках рядом с женщиной, от которой пахло специями и хорошо натертым полом. Она была как те выставленные в витрине восхитительные шахматы с тщательно выточенными фигурами, на которые глазеешь в детстве. Как только что отстроенный гимнастический зал для девочек, где слегка пахнет пылью, осевшей на золотистых бедрах после полуденных теннисных схваток.
Уже рассвело, и я повернулся на бок.
Ее не было.
Я услышал, как на берег набежала волна. В распахнутые окна влетал прохладный ветер. Я сел. Далеко в сумрачном еще море мелькала рука – вверх-вниз, вверх-вниз. Констанция что-то крикнула.
Я выбежал на берег, нырнул и поплыл за ней, но на полпути почувствовал, что выдохся. Нет, в атлеты я не гожусь! Повернув назад, я вышел на песок и сел ждать. Наконец Констанция приплыла и встала надо мной, на сей раз совершенно голая.
– Господи! – удивилась она. – Ты и белья не снял. Что за молодежь нынче пошла!
Я не мог оторвать от нее глаз.
– Ну и как? Нравлюсь тебе? Недурна для старухи императрицы? Как ты считаешь? Неплохой живот, тугая попка, на лобке кудри…
Но я закрыл глаза. Она усмехнулась. И с хохотом унеслась. Пробежала с полмили по берегу и, перепугав лишь