позвольте мне не рассказывать, – просьба во взгляде. Я кивнула, он продолжил. – Видите ли, Екатерина Алексеевна, в училище я хоть и считался одним из лучших, но из-за своего скверного характера – очень уж угрюм был – меня не жаловали. А за время военной службы характер мой претерпел заметные изменения. Поскольку смерти я не боялся, то, командуя взводом, не раз отличился со своими солдатами. Получил после окончания военных действий Анну за храбрость. Поехал в увольнительную домой… – он снова замолчал, нахмурился, поднялся, прошелся до окна, затем вернулся и снова сел у стола:
– За это время Натали выросла, заневестилась, как в народе говорят, – легкая усмешка, – замуж ее папенька наш сосватал за местного дворянина Алтуфьева, человека бестолкового, имеющего, однако, большие деньги и в сестре моей не чаявшего души. На свадьбе я не был, это аккурат три года назад было, я тогда еще на фронте был. Нэнни наша в тот год скончалась, думаю, потому папенька и решил Натали замуж отдать, чтобы, как говорится, с рук своих сбыть. Как выяснилось потом, он на свои опыты большую часть денег потратил, хорошо хоть до приданого не успел добраться, – снова кривая ухмылка. – Ладно, – Сергей Александрович вздохнул, покосился на меня, видимо, ему было неловко, и я глаза опустила. – Видите, Екатерина Алексеевна, я перед вами, как на духу… Остался я в деревне на лето. Натали, в общем, по моим наблюдениям, была вполне счастлива, тем более что к осени ждали в их семействе прибавления. Родился малыш, назвали его, как младшего Селезнева – Коленькой. – Я еще ничего не понимала, но, кажется, начала догадываться, к чему клонит Сергей Александрович. – Мальчик рос крепеньким и здоровеньким, я стал ему крестным, жили мы вполне дружно. Я уже подумывал обратно к военной карьере возвращаться, когда случилось это несчастие… – Тут он снова порывисто поднялся и прошелся в волнении по комнате. Его рука непроизвольно потянулась к галстуку, ослабить узел, но Лопатин спохватился, посмотрел на меня и пробормотал: – Pardon. Одну минуту. – Он отвернулся к окну и, как я поняла по его ссутулившимся плечам, пытался совладать с какими-то несчастливыми воспоминаниями.
Я молчала. Так прошло несколько тяжелых, длительных минут и, наконец, Сергей Александрович заговорил, все еще не отворачиваясь от окна. Его голос стал сдавленным и глухим, я с трудом могла расслышать, что он говорит:
– Тогда тоже был конец февраля. Отец наш в ту зиму сильно заболел и доктор говорил, что он вряд ли доживет даже до весны. Натали приехала его проведать, оставив мужа и ребенка дома. Неожиданно поднялась метель, и я не рискнул отправить ее обратно в такую погоду. Хотя наши деревни были рядом, все равно, в быстро сгущающихся сумерках ничего не стоило заблудиться, а природа у нас такая, что вокруг сплошные поля да овраги, так что проплутать можно до самого утра, поэтому я уговорил сестру остаться у нас, – его голос заметно дрогнул.
– Mon Dieu! Я до сих пор содрогаюсь при мысли о той ночи! – Он резко развернулся, его глаза горели каким-то жутким, магическим