себя звездой, старалась не жаловаться, не ронять достоинства. Возможно, деревенская девица держалась слегка вычурно, но это потому, что Нина впервые испытывала на себе такое внимание, ей льстило ее положение. Далеко не со всеми проститутками так обращаются. Только с теми, кому повезло попасть в элитный барак, как говорил сутенер своим подопечным, чтобы насадить в их головы нужное восприятие, только далеко не со всеми это получалось. Глупышек вроде Нины было там не так много. Это ей удалось объяснить, что с ней обращаются, как со звездой. А другим – нет. Ведь те, кто поумнее, понимали, что это все не ради их блага. Хозяин вкладывался, чтобы получить потом больше. Просто на Нину, как и на остальных рабынь, сделали хорошую ставку. Все, кто жил в бараке с Ниной, вложения оправдывали. Кто не оправдывал – тех списывали, продавали в другое место: в другой город в разряд куда более дешевых проституток. На волю не отпускали никого. Поговаривали даже, что из бараков путь один: на тот свет. Не врали.
Нину отвели на маникюр, сделали ногти, похожие на Людины. Было непривычно, женщина не знала, как ей теперь жить с этими руками, с пальцами, которыми стало невозможно управлять. Но Нина старалась отбросить дурные мысли, насладиться моментом, пока она в свежем махровом халате ходит по салонным процедурам. Ее отвели к стилисту-парикмахеру, как тот модно о себе заявил. Парень сразу не понравился Нине. Больно вертлявый, мерзко картавит, одет в непонятные бабские штанишки. Потом Паша пояснил, что парень – самый настоящий гей. Для Нины это было дико, в деревне она таких не видела. Ничего, Нина, и не такое еще увидишь…
– Павел Сергеевич, – гнусавил парень, стоя над Ниной, сидящей в удобном парикмахерском кресле, – Вы что думаете? Пепельный? У нее и свой цвет хорош, но как-то тускловато будет. А вот пепельной ей будет вообще огонек!
– Аркаша, – добродушна объявил Павел, – ты у нас художник, так твори! Пепельный? Пусть будет пепельный.
«Как его все уважают», – подумала Нина.
Ее же никто не спрашивал.
– Я еще думал над огненным, рыжим, – добавил Аркаша, – но пепельный будет благороднее. Мы же не панельную шлюшку делаем. Даму высшего разряда!
– Именно, – кивнул Павел, скучавший в кожаном кресле. – Приступай.
Наоми
От природы Нина была глупа. Всю жизнь ее вел один лишь материнский инстинкт. Кто знает, не роди она тогда Сему, может, давно бы уже попала в беду, подобную той, что настигла ее теперь. Останься она одна, без отца, без матери, может, сутенеры или какой плохой мужик, да мало ли кто, давно бы надругались над Ниной, истребили бы девку. Нет, все же хорошо, что у нее был Семен. Так хоть сколько пожить нормально довелось. Нина была недалекой, необразованной, слишком легкой. Говорить с ней было не о чем. Книг она не читала. Глубоких познаний ни в какой сфере не имела. Все, что умела Нина, зарабатывать копейку на содержание сына и вести хозяйство. Таким глупым людям беды даются куда легче, потому что переносятся они без особого осмысления. Без глубины мысли и глубина страдания урезается.
Аркаша