беспокойством, грызшим его с того момента, когда лодку Джори Мартина никто не встретил, с тех пор как «Трайдент-Хаус» сказал им: «Отправляйтесь туда».
В башню входят трое. Внутри темно и чувствуется несвежий запах, свойственный морским станциям с их наглухо закрытыми окнами. В кладовой темно: с трудом различимые очертания чего-то массивного, кольца каната, спасательный жилет, перевернутая моторная шлюпка. Все на месте.
В тени, как рыбы на крючках, висят штормовки смотрителей. Они кричат в дыру в потолке, и голоса эхом отдаются вверх по лестнице:
– Артур. Билл. Винсент. Винс, ты там? Билл?
Удивительно, как живые голоса разрезают тишину – густую, неприлично плотную. Люди не ждут ответа. «Трайдент» сказал им, что это поисково-спасательная операция, но они ищут тела. Все мысли о побеге смотрителей исчезли. Дверь была заперта. Они где-то здесь, внутри.
Привезите их без шума и скандала, сказал «Трайдент». Сделайте все аккуратно, Найдите неболтливого лодочника, и чтобы никакой суматохи, сцен, чтоб никто ничего не знал. И убедитесь, что с маяком все в порядке, бога ради, пусть кто-то об этом позаботится.
Трое мужчин по очереди взбираются вверх. Стена на следующем этаже увешана детонаторами и зарядами для туманной пушки. Нет никаких следов борьбы. Каждый мужчина думает о доме, жене, детях, у кого они есть, о тепле очага и о руке на спине: «Длинный день, милый?» Башня не знает семей. Она знает только троих смотрителей, троих смотрителей, чьи тела где-то здесь. Где они обнаружатся? В каком состоянии?
Они поднимаются на третий этаж к цистернам с керосином, потом на четвертый, где хранится масло для горелок. Один из них снова выкрикивает имена, не столько в надежде услышать ответ, сколько чтобы нарушить тягостную тишину. Нет ни единого следа, указывающего на бегство, ничего, что позволило бы предположить, что смотрители покинули маяк.
Они идут по лестнице, металлические кольца которой поднимаются по внутренней части стены вверх до световой камеры маяка. Перила блестят. Они не от мира сего, эти смотрители маяка, помешанные на тщательной уборке, они полируют, убирают, натирают; маяк – самое чистое место, куда ступала нога человека. Мужчины ищут отпечатки на меди – но безуспешно; смотрители не прикасались к ней. Хотя если бы кто-то из них спешил, падал или пытался за что-то схватиться, если бы кто-то был не в себе… Но ничего необычного.
Шаги гремят, как удары похоронного барабана, настойчивые и тяжелые. Люди уже мечтают оказаться в безопасности буксира и устремиться к берегу.
Они выходят на кухню. Двенадцать футов в ширину, в центре торчит огромная труба. На стене висят три шкафчика, где аккуратно расставлены банки с консервами: запеченная фасоль, конские бобы, рис, супы, бульонные кубики «Оксо», свинина с кашей, отварная солонина, маринованные овощи. На столешнице лежит запечатанная упаковка сарделек в вакууме – словно материал для исследования в лаборатории. Перед окном раковина – красный кран для дождевой воды, серебристый для пресной, и сбоку сушится тазик для умывания. Между внутренней и внешней