Он хочет, чтобы мы усомнились в наших богах и в себе самих. А потом навяжет нам свою правду!
– Но у меня нет правды, – улыбнулся, развел руками молодой философ.
Толпа зашумела.
– Скажите, вы возмущаетесь тем, что я хочу навязать вам, принудить вас, – пытается молодой философ, – или тем, что мне не к чему вас принуждать?
Горожанин в костюме философа бросается на него. Спутница молодого философа толкает нападающего в бок, чтобы сбить с траектории, но тем не менее тому удается уронить ее любимого на землю. Толпа набрасывается на проповедовавшего и его спутницу и начинает бить. Полицейские свистки и тяжелый, потому как в латах, топот ног полицейских-центурионов. Толпа останавливается, била без особого остервенения, и останавливается легко (не успела войти во вкус). А тут как раз заиграл рожок, значит, продавцы рыбы объявили продажу свежего улова, к тому же надо успеть домой к дневному сериалу.
Старший над центурионами оценил ситуацию: таких повреждений, чтобы заводить дело, задерживать подозреваемых, опрашивать свидетелей, нет. И пострадавшие не настаивают. Ему нравится, когда пострадавшие ни на чем не настаивают. Пусть полежат немного, придут в себя. Ну и ладно, значит, обойдемся без всей этой херни с протоколом.
Он даже не знает истины, – возмущается один из тех горожан, что отходят сейчас от места драки и свалки. Проверяет свой новый хитон, не порвался ли в свалке. Нет, слава богу.
– То ли дело, на прошлой неделе, приезжал торговец смыслами, – говорит другой горожанин, полдуката за мешочек со смыслом. Дукат за мешочек с Главным Смыслом.
– А скидки были? – спрашивает его женщина с ребенком на руках.
– Своеобразная дискуссия получилась, конечно, – молодой философ кое-как поднялся, подает руку, помогает встать своей спутнице.
– А тот, что в униформе философа, он, судя по всему, считает, что философия должна быть действенной, – спутница молодого философа проверяет его челюсть.
– Вроде на месте, – пытается иронизировать ее любовник.
Они умываются у фонтана, что здесь же, на рыночной площади.
– Наверное, я не сумел найти для них слова.
– Ах, вот оно в чем дело! А я-то и не догадалась.
– Как жизнь? – к ним подошел лысенький в живописном рубище.
– Ничего, нормально, – ответил молодой философ, стараясь не улыбаться.
Живые, юркие глазки лысенького, когда он разглядывает тебя – ощущение, будто по твоему лицу бегают маленькие насекомые.
– Какие творческие планы? – поинтересовался лысенький. – Короче, нечего тебе здесь делать. Это место уже занято, понял?
– Какое место? – молодой философ не понял.
– Городского сумасшедшего.
– И что, выгодное? – спросила спутница.
– Моральные дивиденды очень даже ничего, – лысенький был с ними честен.
Они уходят, не замечая, что за ними в толпе идет человек, закутанный в свой серый плащ так, что почти не видно лица.
Уже сели на мотоциклет, что был оставлен возле ворот рынка, как их догнал