красивой маркой, пакет со сладостями, забирала деньги и прощалась.
Однажды меня безумно увлекли цветные марки, настолько, что я стала забирать все конверты родителей, чтобы вырезать оттуда. Вот так незаметно и началась эта долгая любовь.
Мама между делом рассказала своей знакомой на прогулке, та другой, так и пошло. Наш двор был достаточно маленьким, все друг друга знали, именно из-за этого любая сплетня в мгновение ока разлеталась по всем квартирам, умудряясь охватить едва ли не весь город.
Зато для меня это послужило прекрасной возможностью получать конверты с красивыми марками от всех, кто так или иначе помнил о таком невинном увлечении. Многочисленные родственницы даже хвалили маму, хитро улыбаясь. Мол, какая у тебя дочка молодец, наконец за ум взялась, перестала бегать с мальчишками.
Они просто ничего толком не знали.
В начальной школе я влюбилась. Совершенно адекватная девочка с огромными бантами на голове и вечно распахнутыми глазами, вдруг превратилась в маленького сыщика, имеющего видимо врождённые умения отыскивать всю необходимую информацию. Объект моего желания являлся лопоухим и довольно низким мальчиком. Постоянно шмыгающим носом, но отчего-то кажущимся самым красивым на этом свете.
Мы не начали встречаться, не начали держаться за руки и говорить всем, что скоро поженимся. Его просто увезли в другой город родители и на этом пылкая любовь мигом прекратилась. Летние каникулы внесли окончательное равновесие в мой пока что неокрепший разум и всё снова встало на круги своя.
– Ну, ничего, – говорила мама, – будет у тебя ещё сотня кавалеров.
Сотня не сложилась, может и к лучшему.
А дальше была школа, были одноклассники и год за годом я всё больше менялась, прекращая представлять из себя милую маленькую девочку.
Мама тогда ещё имела силы постоянно возмущаться, куда катится её дочь. Оценки оставались хорошими, поведение отличным, вот только эта внешность могла довести любого до ручки, особенно близкого родственника.
– Думаешь, если будешь так одеваться, одноклассники проникнутся к тебе уважением? – спрашивала она раз за разом, словно один прошедший день мог что-то изменить.
– Они в любом случае будут меня унижать.
– Будут, пока ты не начнёшь нормально одеваться.
Вот и вся помощь.
Папа просто махнул рукой сказав, что я имею полное права самовыражаться и уехал на работу. Работа, дом, семья, работа, какой-то замкнутый круг получается.
В школе всё оставалось как прежде.
Ещё позавчера днём, часа в четыре, я хотела просто отдохнуть, посмотреть фильм, расслабиться. В конце концов это был мой заслуженный выходной, в который следовало выключить телефон, задёрнуть плотные, почти не пропускающие свет шторы, потушить свет, включить какую-нибудь слезливую мелодраму на сорок серий и, укутав ноги в плед, забыть обо всём, разглядывая лица актёров, тщетно пытающихся отыграть необходимые эмоции.
– О, Костя, прошу, прости! – взывала блондинка, заламывая руки.
– Ты дура, – оборонил