мир своими двумя башнями, выстроенными в совершенно разных стилях.
Древний собор по-стариковски дремал на солнышке, пока молодые люди переносили в альбомы контуры скульптур с портала восьмисотлетней давности. И тут Чернышов невзначай осведомился, как здоровье у почтенного сооружения.
Собор решил, что парнишка шутит, но, к своему удивлению, обнаружил, что дерзкий
юнец расслышал его ответ. Тут уж шедевр ранней готики пришел в восторг и начал болтать с ним о чем ни попадя, и в итоге Темирханов, потеряв собеседника, даже немного разозлился.
Тогда Евгений, видя, что здание истосковалось по общению, оставил приятеля в гостинице и явился на соборную площадь ночью. Сначала юноша пытался выяснить, является ли подлинником вуаль Девы Марии, хранящаяся в шартрском Нотр-Даме с незапамятных времен; собор отвечал уклончиво; и вдруг слово за слово Чернышов в шутку предложил ему сдвинуть на несколько градусов витражную розу на западном фасаде. Он потом и сам не мог вспомнить, зачем это ляпнул. Вопреки его ожиданиям собор отнесся к глупой просьбе серьезно и сказал, что готов не только розу сдвинуть, но и шляпу снять перед столь способным молодым человеком, если бы таковая у него имелась.
Чернышов посмеялся и настоял на розе; ему все это казалось лишь забавой. Но на следующее утро, придя к готическому зданию, юноши застали перед ним толпу всполошившихся людей – работников собора, а также экстренно вызванных искусствоведов, историков, полицию и иных ответственных лиц. Витражная роза на фасаде повернулась вокруг своей оси на несколько градусов, – рисунок, разумеется, сместился.
В тот день исторический памятник закрыли для посетителей, отдав его на растерзание целой куче экспертов, которые так и не смогли объяснить, что послужило причиной столь невероятных изменений.
Следующей ночью Евгений попросил собор вернуть все на свои места и почти сразу же, растолкав спящего Темирханова, во всем ему признался. Приятели сбежали из Шартра на ночном поезде, следовавшем в Лион, – как будто кто-то мог заподозрить их вину!
У Чернышова бешено колотилось сердце: он вовсе не ожидал, что столь древний, умудренный опытом собор воспримет его вздорную шутку абсолютно серьезно.
Вернувшись в родной город, они, успокоившись, с восторгом вспоминали о своих проказах.
– Навел ты шороху, – хохотал Рустем: здесь, в Семизвонске, все произошедшее казалось не более чем причудливым сном.
Следующим летом Чернышов отправился в Европу один – его друга нежданно-негаданно настигла любовь, и он на некоторое время утратил интерес к архитектуре.
Пока его младший приятель куролесил во Франции, Рустем встречался с девушкой из деревни, которая впоследствии стала его женой. Родственники, конечно, чинили препятствия неравному браку, но как-то вяло, и через полгода окончательно смирились. Девица быстро свыклась с жизнью в богатом семействе и даже переменила