Поэт с грустью смотрел на любимую столицу. В архитектуре города все гармонично и совершенно. «Но почему в душах некоторых людей нет никакой любви и гармонии? Господи, ну почему, почему, – сами собой шептали губы, – почему василевсы раскаленным железом ослепляют пленных, хвастаясь, что не грешат против заповеди «не убий!?» Он остановился, задохнувшись от боли. «И почему люди извечно распинают святость?» Стало грустно.
Где-то рядом раздалась рыбачья песнь. Она лилась к небу. Синее бездонное небо подхватило начало конца. Песня ширилась, ширилась, ширилась, охватила берега, реки, долины. Все могучее становились ее раскаты. Все нескончаемее красота и мощь. Симфония воды и неба. Звуки сливались в один аккорд.
А песня все звенела и рвалась к небу…
Себастьян возвращался домой. Собиралась гроза.
************
Путь изгнанника утомителен и труден. Далеко-далеко в Малую Армению, крошечный городишко Кукуз. Зной. Палит и сжигает солнце. А внутри – лихорадка. Кажется, тысячи раскаленных игл вонзаются в тело. Голову сдавливает, словно обручем. Сердце рвется на тысячи маленьких сердец. Боль нестерпима. Мысли, как в прибой, набегают одна на другую. От них никуда не деться…
Он никогда не жил для себя. Сначала, еще, будучи священником, сроднился с паствой в Антиохии. Внезапно перевели в Константинополь, избрали патриархом. А оттуда теперь вышвыривают, как щепку из обветшалого дома. Он привык к своим прихожанам. Народ и он – одно. Но вновь разлучают. Из столицы его изгоняют второй раз из-за проповеди, произнесенной им против устройства скачек в день Усекновения главы Иоанна Крестителя. Но повторись все сначала, и он поступил бы также…
Наконец-то отдых. Останавливаются повозки, конвой. Все прячутся в небольшую миртовую рощицу. Распрягают уставших лошадей, разводят костер, подогревают пищу. «Пить, пить. Ох, как хочется пить! Даже самая теплая вода кажется райским наслаждением».
Выйдя из повозки, сел на чахлую травку, облокотившись спиной о дерево, и закрыл глаза.
Воины отправились на поиски свежей воды. Вскоре была найдена живительная влага. И вновь в путь. Повозка сотрясалась от рытвин, камней, неровностей. А вокруг – потрескавшаяся земля и неотвязные мысли о прошлом.
Вдруг страдалец улыбнулся. Он вспомнил, как некогда простая женщина в храме на проповеди назвала его «Златые уста» и попросила говорить попроще. И почему-то на ум пришла юность. Как он в пятнадцать лет для обучения красноречию и греко-римской литературе поступил к Ливанию, у которого некогда учился сам Василий Великий. О, как любил его учитель!.. Потом занятия философией у Анрафия отточили наблюдательность, ясность ума и правильное понимание вещей. Но только когда стал адвокатом, увидел злость и неправду мира. И, если бы ни друг Василий, кто знает, что бы вышло из него? Это под его влиянием он бросил адвокатуру, светскую жизнь и решил посвятить себя Богу. Крестившись у епископа Мелетия, стал чтецом… И весь погрузился в изучение Священного Писания. А после смерти матушки пребывание