абсурда станет нормой завтра?
Я сделал глоток воды, и она продолжила, отстранённо глядя в сторону, не дав мне ответить.
– Социальная норма – всеобщее помешательство и постепенное, последовательное убеждение в абсолютной обыденности и нормальности того, что прежде казалось глупостью, и каким бы абсурдом происходящее не казалось тебе, если это принято обществом, значит, оно стало нормой. Это ли не смешно?
Я пожал плечами.
– А тебя как зовут? – спросила она.
– Эф, а тебя?
– Пи.
Взглянув в окно, я вижу бесконечные ряды пластиковых домов, пластиковых планеров и пластиковых людей. Они существуют бесцельно, беспричинно и бесконечно. Люди живут долгую жизнь ради ещё более долгой жизни. Планеры несутся из одной точки в другую, люди перемещаются из одной точки в другую.
– В этом мире, Эф, – сказала она, – нет ничего настоящего.
Мы пролетаем мимо спортивных площадок, на которых выполняют упражнения необходимые для долголетия. Мы пролетаем мимо билбордов с забавными лозунгами:
«Пять минут боли, ради сотни лет жизни».
«Один приём, и ты спасён».
«Сегодня старик, завтра младенец».
– Мы подсели на это, как на запрещённое и давно уничтоженное вещество, и слезть уже не можем. Наша жажда долголетия и жизни ради жизни. Желание добавить себе ещё пару минут. Стремление обрести бессмертие. Всё это стало нашим наркотиком.
– Путь во спасение? – улыбался я.
– Скорее, путь в никуда, – ответила она, осушила свой бокал, – ну что, пойдём танцевать?
Мы подъезжаем к зданию, из которого валит тёмный дым и рвётся обжигающее пламя. Это событие сродни солнечному затмению, настолько оно редкое, что собирает вокруг кучу любопытных улыбающихся зевак. Никто не боится, не волнуется и не переживает. Это всё эмоции, которых просто не существуют, а ты в мире кукол, уголки ртов которых на заводе заранее растянули.
Я выхожу из планера, делаю глубокий вдох, улыбаюсь. Я одна из кукол с завода.
Если постоянные позитивные эмоции, это не счастье, то, что тогда счастье?
Видимо, что-то другое.
Я внимательно смотрю на пламя и хлопаю глазами. Щёлк. Я разглядываю плавящееся на моих глазах, словно свечка, здание. Я рассматриваю весёлых жильцов этого дома. Прохожих, для которых этот день, как и все остальные – лучший день в их жизни.
Все улыбаются, и я улыбаюсь вместе с ним. Щёлк, щёлк, щёлк.
Улыбочку, пожалуйста.
Щёлк.
Довольно удобно, когда фотоаппарат встроен прямо в глаза. Можно делать снимки и мгновенно их редактировать силой мысли.
Щёлк.
Я просто хлопаю глазами, и каждый запечатлённый момент сохраняется в памяти моего жёсткого диска.
Щёлк.
Все улыбаются, и мне становится интересно, что будет с ними, если они начнут гореть заживо.
Щёлк.
Мне хочется посмотреть, будут ли они улыбаться, когда их кожа начнёт плавиться прямо на их телах, словно воск.
Щёлк.
Я