телевизорам охранники в разных ракурсах наблюдали посетителя, посмевшего приблизиться к железным воротам садика.
И наконец, проходная, где наши опричники разбирались с посетителями по-настоящему.
Пропускной системе на входе в офис Синдиката могли позавидовать любой банк, любое посольство, любой секретный военный объект.
Однажды я купила новую шляпу, и меня не пускали битых полчаса.
Я бесновалась, кричала в переговорное устройство:
– Шая, ты что, не видишь, что это я?!
– Повернись, – отвечал он, сверяя мой профиль в новой шляпе с моей служебной фотографией.
А уж постороннего, желающего проникнуть в детский садик, разоблачали до положения риз, до ничтожной запятой в биографии, до последней жилочки души, до кальсон, до несвежих носков, до геморроя.
После проверки в деревянной избушке посетители мужского пола выходили во двор с ремнями в руках – металлические пряжки звенели в подкове магнита, – и если б не растерянное выражение лица, можно было бы подумать, что они сейчас выпорют любого, кто под руку подвернется.
Наши бдительные стражи прощупывали швы на белье, невзирая на лица в самом буквальном смысле этого слова.
На лица вообще не взирали, взирали в заполненный секретарем департамента бланк заявки на пропуск посетителя… Там значился ряд умопомрачительных пунктов:
«Имя, фамилия, профессия посетителя».
«Кто инициатор встречи?»
«Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?»
«Причины, заставившие вас назначить встречу данному господину (же)».
«Прошу освободить от проверки» (это означало просто вытрясти из несчастного душу).
«Не прошу освободить от проверки» (означало провернуть его на фарш).
Я всегда и всех просила освободить от проверки. Даже старых перечников, которых видела в первый и – при известных усилиях – последний раз в жизни.
Но этого обычно бывало недостаточно.
Сначала звонил Шая.
– Дина, – спрашивал он после сердечных приветствий. – Ко мне поступила от тебя заявка на некоего Шапиро, на двенадцать тридцать. Кто он?
– Старый еврей, – не моргнув глазом, отвечала я.
– Ты знакома с ним?
– Конечно, – легко говорила я. – Много лет.
– Зачем он приходит?
– Потолковать о политике. – (Самое интересное, что этим обычно и завершался любой визит кого бы то ни было.)
– Ладно, – отвечал Шая приветливо, и вешал трубку.
Но минут через десять ко мне поднимался его подчиненный Эдмон, юный израильский маугли, мерзнущий в этом ужасном климате… Начинался второй тур переговоров.
– Дина, вот этот Шапиро, – неторопливо заводил Эдмон. – Сколько лет ты его знаешь?
– Пятьдесят, – говорила я.
– А чем он занимается?
– Не помню. Шьет наволочки! – как всегда, я заводилась с пол-оборота. – Вот он явится, и ты разберешься. У тебя будет возможность заглянуть в его несвежие кальсоны.
Являлся Шапиро, который оказывался второкурсником исторического