более пошёл под уклон. Валерке осталось только последовать за своим спутником, потому что тёмный и пахнущий глиной тоннель совсем не казался ей безопасным местом для одиноких девочек.
В конце коридора обнаружилась лестница, выложенная из тёмного камня. Она полого уходила вниз, в полную темноту. Валерка и Паша озадаченно шагнули на первую ступеньку, чтобы услышать вдруг звуки и запахи – влагу, тишину и цветущий мхом камень. Темнота перед ними стала будто светлее. Из мрака выступила ещё одна ступенька. Шаг вперёд – и глаза различают ещё ступеньку. Так, рука об руку, дети шли и шли, не чувствуя времени и словно толкая перед собой маленький свет. В этой тишине, где возможен только шаркающий стук шагов, не бывает разговоров.
Внизу – ниже возможного – ещё одна дверь. Точно такая же, как в кладовке наверху – дешёвая, фанерная, в брызгах краски. Она не была закрыта, и Паша рванул её на себя, а затем оба очутились на крыльце второго подъезда коричневой многоэтажки.
Двор после бури казался и был трюмом покинутого корабля. Ручьи уже не бежали, а тихо остановились пузырчатыми лужами. Сбитые с лип цветы смешались с газонной травой. Кругом – ни души, даже птицы пропали неизвестно где.
Валерка, оказавшись вне пугающих стен, отдернула руку из пашиной ладони и обернулась. Они вышли из дворницкой двери, за которой теперь виделся только бетонный тупичок с совками, ломиком и газонокосилкой. Никакой бесконечной лестницы наверх.
– Какое молчание. – тихо сказал Паша. – Как будто на дне пустого аквариума. Давай посмотрим, что здесь ещё есть.
И они пошли по влажному тротуару. Небо – серое с чёрными пятнами – не двигалось и воздух был тяжёлый, мокрый, в нём можно было забыть дышать. Окна домов не горели, не моргали телевизионными отблесками, хотя из-за туч город сумерничал.
Не ожидая ничего увидеть Валерка озиралась кругом и не видела ничего: заборы в спутанных ссохшихся вьюнах, ветви тополей срезанные вчера оранжевыми жилетами и уплывшие в лужи, брошенный зонт с выкрученными спицами.
– Давайте сядем здесь, – попросила Валерка. Плоская скамейка в ореоле битых пивных бутылок, сине-зелёная и жирная от дождевых капель. Паша смахнул влагу ладонью и ссыпался на влажные доски.
– Хорошо бы сейчас мороженого, – сказал он.
– Хорошо.
Будто лёгкое дуновение в воздухе. Паша говорит:
– Если бы я оказался на необитаемом острове, то больше всего грустил бы по мороженому. Я бы много дней думал как его сделать, из чего и, может быть, даже изобрёл его заново. На острове жарко, без мороженого там никак.
– Но ты мог бы попасть на холодный остров… – начала было говорить Валерка, но мимо детей, чиркая длинными когтями, шла собака. Дворняга с подпаленным брюхом, худая, весёлая и удивительная в мире, где нет никого кроме тебя.
Валерка и Паша побежали за собакой, которая невозмутимо засеменила за газетный ларёк. Обойдя угол люди увидели холодильник на колёсах, обклеенный рекламой нового вкуса. Ключ от прозрачной верхней крышки