выделывать!
– Один я у вас тут без греха, – заявляет компьютерщик Пентиум, – и могу бросить камень в любого, – и он бросает теннисный мяч в Калиостро.
– Помолчал бы, хакер несчастный! – взвивается тот, перехватывая мяч рукой.
– Да, я хакер, однако, не – не вор!
– Сам себя вором назвал.
– Я ворую то, чего нет – виртуальные образы, а вы…
– Минуточку, – перебивает его хозяйка, – никто у нас здесь не ворует. Мы честно людей обманываем, запомните? Вы его не обижайте, он у нас – малолетка.
– Ничего себе малолетка… двадцати семи лет!
– Вот все мы тут взрослые, поэтому он к нам и прилепился. Он застрял на уровне двенадцатилетнего подростка…
– О-би-жаете! – перебивает ее Пентиум. – Я на компьютере могу чего угодно изобразить. Чего нет, и что есть, но сокрыто. Местонахождение Басаева определял сколько раз.
– Ты лучше вспомни, чем это кончилось.
– Приперлись как-то ко мне из ФСБ, разбили компьютер. Еще раз сунешь нос, заявили, не в свое дело, не только компьютер, а и череп попортим. «За что?» – спрашиваю, а они вернулись и телевизор разбили.
– Я этого не слыхала, – заявляет хозяйка. – Пожалуйста, мне без политики!
– Сейчас свобода мнений, – становится в позу Сталкер.
– Свобода!? Знаешь у кого эта свобода?
– У кого миллиард, у того и свобода, – скороговоркой говорит по телевизору Березовский.
– Слыхали? – вопрошает хозяйка. – Вам бы лучше помалкивать… на такие темы особенно.
– Старорежимный вы человек.
– Береженого Бог бережет. Ну, а ты чем занимаешься? – возмущается хозяйка, обращаясь к компьютерщику.
На экране дисплея Мюнхгаузен сминает бумажку, бросает ее на пол и показывает уборщице в мини-юбке. Она нагибается и подбирает бумажку, нагибается и подбирает…
– Прекрати издевательство над девушкой!
– У меня программа такая имеется. Единственная в мире. Эксклюзив, как сейчас говорят.
– А, ерунда это все, – перебивает его Калиостро. – Я видение вызвал однажды и повернул ход истории. Собралась толпа большевиков перед Зимним дворцом в Петербурге, а я статую Ркацители на них напустил виртуальную…
Сквозь фасад Зимнего дворца, прорывая его, словно бумагу, показывается бронзовый корабль скульптора Церетелли в натуральную величину с Петром на носу.
– Большевики вначале застыли от изумления, только Ампилов на трибуне продолжал Собчака крыть по матушке и по батюшке, и по дедушке, и даже прадедушке, не замечая, что у него за спиной происходит. А как Петр им кулаком погрозил, побросали они знамена свои красные, портреты Ленина-Сталина и бегом с площади. Ампилов только на трибуне остался – так и не понял в чем дело. Вот, это была инициация! По потолку каждый у нас тут умеет ходить и даже Алена сумеет со временем, если постарается. Не понимаю: зачем они все здесь нужны, – указывает он на Мюнхгаузена. – Я бы один справился. Ладно, еще родственник…
– Мне