1925 году, когда я был уже беженцем в Париже, я узнал из русских газет, что большевики, обыскивая наши дома в Петербурге, нашли в спальне прабабки потайную дверь, скрывавшую гроб с телом мужчины… Я долго думал о тайне, окружавшей эту находку. Мог ли это быть скелет того молодого революционера, которого она любила и прятала у себя до самой его смерти, после того как облегчила его побег? Я вспоминал, что за много лет до того, когда я в этой самой спальне разбирал бумаги прабабки, я испытывал такое странное недомогание, что позвал лакея, чтобы не находиться там одному.
Дом в Парк де Принс долго оставался необитаемым, потом он был отдан внаем и, наконец, продан великому князю Павлу Александровичу[29]. Вновь проданный после смерти великого князя, он стал собственностью женской школы, курсов Дюпанлу, где позднее училась моя дочь[30].
Мой дед с материнской стороны, князь Николай Борисович Юсупов, сын от первого брака графини де Шово, был человеком значительным и с оригинальным характером.
С блеском закончив университет в Санкт-Петербурге, он вступил на государственную службу и всю жизнь служил своей стране.
В 1854 году, во время Крымской войны, он на свои средства вооружил и экипировал два пехотных батальона.
В русско-турецкую войну князь подарил армии санитарный поезд для перевозки раненых из примитивных полевых амбулаторий в петербургские госпитали. Его благотворительность проявлялась и в гражданской области. Он был основателем и организатором множества благотворительных начинаний, и в особенности интересовался институтом для глухонемых. Тем не менее, в его характере имелись странные противоречия: этот человек, который мог так широко тратиться на милосердие, был невероятно скареден в мелочах повседневной жизни. Так, во время путешествий он всегда останавливался в самых скромных гостиницах и снимал самые дешевые комнаты. Уезжая, он выходил по черной лестнице, чтобы избежать холла, где ждал персонал гостиницы в иллюзорной надежде получить чаевые.
Поскольку, кроме того, что ему трудно было угодить, у него был еще и подозрительный характер, он всех заставлял себя бояться. Для моей матери было страданием путешествовать с ним. В Петербурге, чтобы сократить расходы на приемы, он приказывал не освещать часть салонов, заставляя гостей толкаться в уже полных комнатах. Вдовствующая императрица[31], помнившая причуды моего деда, рассказывала нам, что за ужином на столах стояла серебряная посуда, но в вазах искусственные фрукты были перемешаны с натуральными. Тем не менее, давались праздники неслыханной роскоши и пышности. На одном из таких вечеров состоялась историческая беседа царя Александра II с французским генералом Лефло[32].
Бисмарк занял агрессивную позицию и не скрывал своих намерений «покончить с Францией». Встревоженное французское правительство отправило генерала Лефло в Санкт-Петербург с миссией добиться вмешательства царя, чтобы предотвратить